– Верни копье Брийонак, – сказал он, – чтобы мы могли приручить быка, черного быка Кринанасса, чтобы мы смогли нанести поражение врагам и вернуть весну на нашу землю.
– Я найду его, – пообещал принц Корум Джаелен Ирсеи, блеснув единственным глазом. Его взгляд увлажнился, но никто не мог сказать, что было тому причиной.
Он вскочил в седло своего огромного, мощного и тяжелого боевого коня, выращенного Туа-на-Кремм Кройх, вставил ногу в стремя, которое заставил сделать для себя (ибо тут забыли, как пользоваться стременами), и закрепил копье в гнезде на стремени, но пока не стал разворачивать стяг, который всю ночь шили для него девы Каэр Малода.
– Ты выглядишь великим воином, милорд, – пробормотала Медб, и он склонился с седла, чтобы погладить ее рыжие волосы и коснуться нежной щеки.
– Я вернусь, Медб, – сказал он.
Два дня он ехал на юго-восток, дорога не показалась ему трудной, потому что он много раз следовал по ней и время не успело стереть многие из знакомых ему примет. Может, потому, что он увидел так мало и в то же время так много в руинах замка Эрорн, сейчас он направлялся в сторону горы Мойдел, на которой когда-то стоял замок Ралины. Тому нетрудно было найти объяснение, ибо в свое время гора Мойдел была последним форпостом Лиум-ан-Эса, а сейчас таковым стал Ги-Бразил. Он не потеряет времени и не собьется с пути в поисках горы, если та не ушла под воду вместе с Лиум-ан-Эсом.
Он двигался на юго-восток. Мир коченел от холода, и заряды блестящих градин били, подпрыгивая, о жесткую землю, скользили по закованным в доспехи плечам Корума и по густой гриве коня. Много раз его путь по этим бескрайним диким пустошам преграждали порывы этого замерзшего дождя, а порой он шел такой сплошной пеленой, что ему приходилось искать убежище в любом укрытии, которым обычно становился какой-нибудь валун, ибо на пустошах почти не было деревьев, если не считать несколько чахлых березок, растущих среди клочков папоротника и вереска, – в это время года им полагалось цвести, но они засохли или были едва живы. Когда-то тут повсюду обитали олени и гнездились фазаны, но теперь Коруму не попался на глаза ни один фазан, и лишь раз за всю дорогу он увидел тощего перепуганного самца оленя. И чем дальше он ехал на восток, тем мрачнее становился окружающий мир, и скоро он увидел, как поблескивают скованные жестоким морозом травинки, как снежные шапки покрывают вершины всех холмов, лежат на каждом валуне. Дорога постепенно уходила вверх, разреженный воздух становился все холоднее, и Корум был рад, что друзья снабдили его плотным плащом; сухой мороз уступал место снегам, и каждый раз, когда он оглядывал окрестности, перед ним представал белый мир, и белизна его напоминала цвет шкур собак Переноса. Конь по колено в снегу с трудом пробивался сквозь сугробы, и Корум понимал, что если он подвергнется нападению, ему будет нелегко отразить его. Но небеса были пронзительно чисты, и над головой сияло солнце, хотя оно почти не грело. У Корума мог вызвать опасения лишь туман, ибо он знал, что вместе с ним придут дьявольские псы и их хозяева.
