В А Й Н
На следующем углу Кристиан останавливается. Гудящий поток застрявших машин — пробка. Застывает, урча, длинный черный лимузин. В четырех футах от меня восседает седой джентльмен. Глубоко утонув в коже обивки. Ноги скрещены, лодыжки укрыты черным шелком носков. Манжеты рубашки скреплены золотыми цепочками. Бледная рука подносит к губам замерзший мартини. Отчего остатки моего износившегося мира осыпаются ветошью. В поисках утешения поднимаю глаза к окнам Фанни Соурпюсс. Одно, с парой колонн по бокам и остроконечным карнизом сверху, смутно светится. Штора приспущена. Сказала, что может пристроить меня. Сделать вице-президентом компании. Дать водителей и кучу машин, чтобы те их водили. И я буду сидеть. Еле видный в густом пару. Такой я стану. Дымящейся кучей говна.
Мистер Келли на вахте. Произносит, хай, мистер Пибоди. И пока мы поднимаемся, говорит, давненько не виделись. Выхожу в маленький холл. Жму перламутровую кнопку и жду. Мистер Келли, прежде чем задвинуть дверцы, сообщает, ваша тетушка дома. Еще с вечера. Шофер поднялся с ней вместе, покупки подносил. И Кристиан опять нажимает кнопку. И стучит. Внутри тишина. Затем легкий скрип. По другую сторону двери. Стою здесь, не нужный. Решительно никому. Каждому подавай новые лица. Мимо старых, знакомых, все пролетают галопом. К тому же их оказывается так приятно топтать. А я боюсь остановиться, задуматься. О том, какой омерзительной, черт бы ее побрал, борьбой была заполнена вся моя жизнь.
Кристиан лупит кулаком по белым филенкам. Орет. Фанни, открой, я знаю, ты дома. И видит ее лицо. За изящной старинной дверной цепочкой. Оглядывающее меня с головы до ног.
— Ты пьян.
— Ты чертовски права, я пьян.
— А я занята. До свидания.
Дверь закрывается. Еще один миг неизбывной боли оттиснут в моем паспорте. Всем, кого это может касаться. Не дозволять подателю сего бесплатно пользоваться какой бы то ни было задницей. Отказывать ему во всякого рода положенной по закону помощи, чинить любые помехи. Разрешается также допекать его всеми возможными способами. На кулаках моих быстро вспухают костяшки. Фанни внутри. Сокруши ее своим вожделением. Дитятей я играл в самые грязные, гнусные и гадкие игры. В подвалах. Стоя, на уединенных аллеях и лежа, на пустырях. Девочки, перед носом которых я размахивал своей пыркой, спрашивали, а хочешь посмотреть, что у меня. Всегда отвечал хочу. Из рыцарских побуждений.
Корнелиус отступает на пару шагов. Нацеливается. В точку между филенками. Много трогательных воспоминаний растерял я в горестные минуты. Прикрываю правой рукой запястье левой. Выставив вперед то плечо, от которого меньше проку. Захлопнула дверь перед моим лицом. После того, как сама допустила меня до всех своих полных соблазна укромностей. И вдосталь накушалась моих овоидных канапе. Пропуская им вслед рюмку за рюмкой, до краев налитые жизненным соком моих нерожденных потомков. Меня так просто не вытуришь.
