Это странное бормотание длилось довольно долго, перемещаясь по всему залу без какой-либо определенной цели, и завершилось совершенно неожиданно громким возгласом:
– Так вот ты куда затесалась!
Толстяк вынырнул из-за стеллажей и направился к небольшой конторке, притулившейся в углу, около входной двери, аккуратно неся в ладонях небольшой томик в темном, слегка потертом переплете. Я вскочил со своего креслица и последовал за ним. Твердоба уложил томик на наклонную столешницу конторки и ласково погладил переплет. А затем неторопливо, я даже сказал бы, торжественно, откинул крышку переплета.
Титульный лист книжечки был… пуст! То есть абсолютно пуст! На нем не было ни малейшего намека на текст! Твердоба чуть задрожавшими пальцами перелистнул сразу несколько листов, и нашим взорам открылся девственно чистый разворот.
Я с некоторым удивлением взглянул на хранителя.
Его толстощекая физиономия побледнела, губы крепко сжались, а брови сурово сошлись над переносицей. Весь его вид показывал крайнюю степень возмущения. Он оторвал ладони от книги и упер руки в бока, а затем сурово произнес:
– Это что это ты себе позволяешь?! Ты как себя ведешь?! А ну-ка немедленно верни на место то, что в тебе написано!..
От неожиданности я едва не сел на пол! Твердоба на полном серьезе делал выговор лежавшей на конторке книженции.
– Я кому сказал!.. – продолжал между тем ругаться хранитель библиотеки. – Или ты хочешь в нижний запасник месяца на три отправиться?
Последняя угроза подействовала на книгу самым удивительным образом. На ее чистых страницах стремительно проступили… китайские иероглифы! Впрочем, может быть, это были иероглифы японские, я, признаться, слабо разбираюсь в нюансах написания и тех и других. Но только после появления этого текста физиономия Твердобы из бледной и рассерженной стала красной и обиженной. Он повернулся ко мне и буквально со слезами на глазах завопил:
– Ну ты посмотри, до какой степени они распустились!.. Ты глянь, что эта дрянь себе позволяет, а?..
Затем, переведя возмущенный взор на книжицу, он заорал:
– Что, очень умная стала?! Ну так я из тебя дурь-то выбью!.. Я тебя научу дисциплине и послушанию!.. Ты у меня надолго запомнишь эти свои фокусы!..
Я тронул за рукав разошедшегося хранителя и негромко спросил:
– Слушай, дорогой мой, а в чем, собственно, дело?
Он повернулся ко мне и несколько секунд пытался сообразить, зачем я отвлекаю его от воспитательной деятельности. Наконец до него дошла суть моего вопроса, и он довольно спокойно объяснил:
