– Мы с Эйсебио тренировались по Системе, – произнес он, переворачивая свой «Касио» и продолжая чистку.
– Он был моим первым парнем, – сказала Вьянка.
Неужели правда? Впрочем, напомнил себе кузен, ведь она только внешне смахивала на подростка.
– И ты не в курсе, где он?
Вьянка снова пожала плечами.
– Наверно, в Докторес. Хотя кто его знает.
– Как вообще принимается решение, кого и куда послать?
Она опустила тряпку на крышку контейнера «Armor All» и взяла упаковочный сегмент из пенопласта. Тот безупречно сел на угол «Сони».
– Все зависит от того, кто за тобой, по их мнению, следит.
Вьянка подняла второй сегмент и надела его на другой угол.
Тито попалась на глаза синяя вазочка. Надо же, совсем забыл. Где бы ее пристроить? Неожиданно он догадался.
– А куда вы поехали после дня «девять-одиннадцать»? – спросила кузина. – Ведь не сразу же в этот район?
Прежде он жил с матерью за Канал-стрит.
– В парк Сансет. С нами еще был Антулио. Мы снимали дом из красного кирпича с очень тесными комнатами. Даже поменьше этой. Ели доминиканскую пищу, гуляли на старом кладбище. Антулио нам показал могилу Джо Гало[92].
Отложив чистый «Касио», Тито поднялся и снял с волос тонкую сетку.
– Пойду на крышу, – сказал он. – Кое-что надо сделать.
Вьянка молча кивнула, убирая «Сони» в коробку.
Тито надел пальто, взял синюю вазочку и, не снимая белых перчаток, убрал ее в карман. Потом вышел и запер за собой дверь.
В коридоре он замер, не в силах определить свои чувства. Страх? Но это нормально. Нет, что-то другое. Перелом, беззащитность, слепая пустота? Мужчина вышел через огнестойкую дверь и стал подниматься по лестнице. Добравшись до шестого этажа, он вскарабкался на крышу.
Бетон под слоем асфальта, гравий – тайные следы катастрофы Всемирного торгового центра. Так однажды предположил Алехандро, побывав здесь. Тито вспомнилась бледная пыль, густо запорошившая подоконник в материнской спальне за Каналом. Пожарные лестницы, забитые офисными бумагами, в районах, далеких от павших башен. Изуродованная автострада Гованус. Крохотный палисадник перед домом, где они жили с Антулио. Поезд N, идущий от Юнион-сквер. Обезумевшие глаза матери.
Облака над головой напоминали гравюры в старинных книгах. Спокойный, приглушенный свет скрадывал краски мира.
Дверь на крышу выходила на южную сторону. Косяк закреплялся на сооружении с наклонной задней стенкой. А напротив клинообразной боковой стены, обращенной к востоку, был устроен стеллаж из давно посеревших некрашеных брусьев. На полках не то расставили, не то позабыли множество разных вещей: заржавленное ведро на колесиках с педальным устройством для выжимания швабры; сами швабры, успевшие поседеть и даже облысеть от старости (облупленная краска на деревянных ручках полиняла до нежно-пастельных оттенков); бочонки из белой пластмассы, пустые, хотя и с грозным изображением костлявой руки скелета внутри черно-белого ромба; россыпь ручных инструментов, настолько допотопных, что Тито уже не смог бы определить, зачем они нужны; ржавые банки из-под краски с полинялыми до полной нечитаемости этикетками.
