«Моторола», индикатор вызовов плюс камера. Модели было уже несколько лет, хотя, пожалуй, такие до сих пор лежали на витринах. Если выкрасть ради продажи, то и не поживишься. Зато – почти полный заряд и роуминг.
Перед глазами мужчины, на расстоянии десяти дюймов, висел календарь за тысяча девятьсот девяносто второй год. С августа кто-то перестал переворачивать листы. Рекламу коммерческой фирмы недвижимости украшало не в меру яркое изображение Нью-Йорка при дневном свете, все еще с черными башнями Всемирного торгового центра. Теперь, по прошествии времени, они смотрелись до того странно, до того нереально, научно-фантастически голыми, будто цельные монолиты, что на любых старых снимках казались Милгриму плодом обработки «Фотошопа».
Внизу под календарем, на четырехдюймовом горизонтальном выступе дверной рамы стояла жестяная банка без этикетки, с чуть заржавленными боками. Мужчина склонился вперед и заглянул внутрь. На дне тонким слоем лежали гайки, болты, две бутылочные крышки, скрепки, кнопки, неразличимые железки, трупики мелких насекомых. Все, что могло окислиться, было покрыто ровным и легким рыжим налетом.
Милгрим откинулся к бачку и раскрыл сотовый. Пробежал глазами список испанских имен и фамилий. По памяти набрал номер Фиша и, зажмурившись, нажал кнопку вызова.
Фишер ответил, не дожидаясь третьего гудка.
– Алло?
– Фиш, привет.
– Это кто?
– Милгрим.
– Здоро́во.
Голос в трубке прозвучал удивленно; а впрочем, как же иначе?
Некогда они вместе баловались бензодиазепинами[82]. И оба знали Денниса Бердуэлла, который приходился Милгриму наркодилером. Бывшим наркодилером, поправил сам себя пленник.
– Ну, как дела, Милгрим?
В смысле: не одолжишь лишнего?
– Перебиваюсь помаленьку.
– А, – ответил Фиш.
Он, как всегда, был немногословен. Парень работал в области компьютерной анимации, встречался с подружкой, имел от нее ребенка.
– Фиш, ты не видел Денниса?
– Угу. Видел.
– Как он там?
– Ну, как? Говорит, что сердится на тебя.
– А он сказал почему?
– Да вроде бы деньги тебе давал, а ты не вернул.
Милгрим вздохнул.
– Да, это правда, но я не хотел его кидать. Через этого парня мне все и доставалось. Ты-то, наверное, в курсе?
В трубке послышался плач младенца.
– Ага. Только, знаешь, я бы тебе не советовал дразнить Денниса. Особенно сейчас. И в таком деле.
Судя по голосу, Фиша что-то тревожило, но явно не детские слезы.
– Ты что имеешь в виду?
– Ну, – протянул собеседник. – Та, другая дурь.
«Другая дурь» – это прозрачный метиламфетамин. И Милгрим, и Фиш воздерживались от этой дряни, с них было достаточно покоя и ясности мышления, приносимых бензодиазепинами. У прочей клиентуры Денниса метиламфетамин порождал возрастающую зависимость от болеутоляющих веществ.
