Мужчина подумал о своей комнате без окон. Вспомнил свой компьютер. Клавиатуру. Вазу Ошун. И протокол отъезда со всеми его тонкостями, требующими самого строгого соблюдения. Тито не представлял себе, куда ему предстоит отправиться, но точно знал, что это будет уже не Нью-Йорк.
– Понимаю, – сказал он по-русски.
– Где-то там есть арка, посвященная Перл-Харбору. – Старик запрокинул голову, оглядывая неф. – Мне как-то раз показывали, да я позабыл. Каменщики бросают свои инструменты в день нападения. Строительство собора прервалось на десятилетия.
Тито развернулся и поднял глаза, не зная, куда смотреть. Все арки выгибались на такую головокружительную высоту. Однажды он и Алехандро играли с моделью аэростата в Бэттери-парке[78]. Маленький такой дирижабль с радиоуправлением, заполненный легким гелием. Вот бы запустить сюда такую штуку, было бы интересно исследовать лес из бесчисленных арок нефа, заглядывая в тени опрокинутого глубоководного ущелья. Тито хотел спросить старика о своем отце, почему и как тот погиб.
Подумав об этом, он повернулся, но таинственный пришелец уже бесследно исчез.
Браун отвел Милгрима обратно в корейскую прачечную на Лафайет и оставил на время: судя по подслушанным с утра обрывкам телефонных переговоров, он решил, что упустившие НУ не обойдутся без дополнительной головомойки.
На этот раз Браун даже не стал напоминать пленнику о лишней боли, которую принесет любая попытка побега. Может, поверил, что Милгрим уже сроднился с мыслью о невидимых стражах на улице (хотя никогда их не видел и понемногу начинал сомневаться)? Вот ведь как интересно...
Браун даже не попрощался. Развернулся и молча ушел по западному тротуару Лафайет-стрит.
Милгрим обменялся праздными взглядами с владельцем прачечной, смоляным брюнетом-корейцем старше семидесяти, чья вневозрастная, на диво неблестящая прическа напоминала стрижку Ким Чен Ира. Должно быть, у Брауна был с ним договор, потому что кореец ни разу не спрашивал Милгрима, какая машинка стирает его белье, а если никакая, то для чего тот часами просиживает штаны на виниловом красном диванчике, уткнувшись носом в книгу о средневековом мессианстве, листая журналы с давно устаревшими сплетнями или тупо уставившись перед собой.
Милгрим расстегнул пальто, но снимать не стал, так и опустился в нем на диванчик. Бросил взгляд на кофейный столик перед собой, где плотным компостом слежались черты звездных лиц (хотя, наверное, пупки не совсем относятся к лицам), и заметил на обложке «Таймс» президента, одетого как пилот и застывшего на палубе авианосца. Милгрим прикинул: получалось, что номеру стукнуло года три. Пожалуй, один из самых допотопных экземпляров среди этой пачки «желтого» трепа, к которой время от времени обращался усталый пленник, как только замечал, что его клонит в сон от мессианства двенадцатого столетия. Мужчина уже убедился на горьком опыте: стоит начать клевать носом, кореец обязательно подойдет и ткнет его в бок свернутым в трубку журналом.
