…Восстание было разгромлено, Исатай убит, Махамбет бежал в степь.
И вот он сидит в одинокой юрте на старой кошме, прижимаясь к заиндевелому войлоку. Декабрьский ветер сотрясает юрту, иней сыплется на усталые руки акына, засеивая голову и плечи, но Махамбет не чувствует стужи. Синие от беды и холода губы тихо произносят слова песни, которая рождается в его сердце. «Сокол уставший, куда полечу, смогу ли покинуть собственный край», — повторяет он первые строки и никак не может подобрать новых слов. «Хотел бы я снова рвануться к мечу, да нет во мне силы…»
Махамбет наклоняет голову и прислушивается к посвисту снежного ветра. Как и кому поведать о том, что случилось? Кому передать свою ненависть к хану Джангиру, кто сохранит в памяти историю народного восстания, его песни гнева и борьбы, имя его славного друга Исатая Тайманова?
Перед глазами Махамбета возникает маленький толстый человечек с лицом, исколотым оспой, с вывернутыми жирными губами — хан Букеевской орды Джангир.
Певец поднял голову — ненавистное лицо хана Джангира растаяло.
Кошма, прикрывающая вход, зашевелилась и приподнялась, в юрту вошел юноша, поклонился, спросил:
— Тебе ничего не надо, аксакал?
— Мне теперь ничего не надо, мой мальчик.
— Я видел вечером подозрительного человека. Он все посматривал на юрту. Я боюсь — это ханский шакал, идущий по твоему следу. Когда я спросил, кто он и что ему надо, он ускакал в степь.
— Спасибо, мой джигит. Махамбету уже не страшны ханские шакалы, Махамбет уже на пути ко Всемогущему. Если никуда не спешишь, присядь на кошму и слушай. Я знаю, у тебя хорошая память. Постарайся запомнить все, что я скажу. Наступит время, и ты передашь мой рассказ другим.
(А в это время из ставки хана Джангира выехало восемь всадников. Маленький отряд устремился в степь, горяча и подстегивая лошадей. Лошади вскидывали головы, ломали копытами хрупкую снежную пелену и летели сквозь ветер.
И впереди всех скакал узколицый, тонкогубый человек, похожий на голодного ястреба нарынских степей…)
— Каких только притеснений не совершал хан Джангир, каких налогов не придумывал! Мы платили ему и зякет, и сугум, и тулак, и фитир. А хан требовал налоги и за «красную кошму», и за «конский убой», и за сильного верблюда, и за жирных баранов. Он отнимал наши пастбища, наших жен и детей. И все, что имели джетаки, стало ханским добром. Мы не выдержали притеснений хана Джангира и восстали против него. А душою восстания был мой друг — Исатай.
