Коммодор | страница 24



— Надеюсь, я выдержу всю эту процедуру, — ответил Хорнблауэр; он попытался изобразить улыбку — вымученную улыбку обреченного храбреца, а поскольку актерский дар не принадлежал к числу его особых талантов, очевидно, только отупляющая качка помешала проницательной Барбаре, которая обычно видела мужа насквозь, разгадать его игру. Угрызения совести начинали терзать Хорнблауэра, когда он видел, что разыгрываемая им пародия на героизм вызывает у жены восхищение. Ее взгляд смягчился…

— По местам стоять, к швартовке! — проревел капитан люггера и Хорнблауэр, взглянув вверх, вдруг с удивлением обнаружил, как близко они уже подошли к корме «Несравненного». Несколько парусов было поднято на носу линейного корабля, а его бизань-марсель работал назад, устанавливая «Несравненный» под некоторым углом к ветру, что давало люггеру возможность подойти с правого, подветренного борта. Хорнблауэр сбросил лодочный плащ и стоял открыто, так, чтобы быть хорошо видным со шканцев «Несравненного»: хотя бы для поддержания репутации Буша, он не хотел бы прибыть на борт без соответствующего предупреждения. Затем он повернулся к Барбаре.

— Время прощаться, дорогая, — сказал он.

Ее лицо было бесстрастным, как лицо морского пехотинца на смотру.

— До свидания, любимый! — проговорила она. Ее губы были холодны и она стояла прямо, не пытаясь подставить их для поцелуя. Хорнблауэру показалось, что он поцеловал мраморную статую. Вдруг она встрепенулась.

— Я позабочусь о Ричарде, дорогой. О нашем ребенке.

Никакие другие слова Барбары не смогли бы внушить Хорнблауэру большую любовь к ней. Он сжал ее руки в своих.

Люггер привелся к ветру, его паруса заполоскали, и в следующий момент он уже был прикрыт от ветра мощным бортом двухдечного линейного корабля. Хорнблауэр взглянул вверх: беседка — «боцманский стульчик» болталась за бортом «Несравненного» в готовности к спуску на палубу люггера.

— Уберите эту беседку, — крикнул он и бросил капитану люггера: — подведи нас вплотную.

Хорнблауэр не хотел, чтобы его подняли на палубу сидящим на «боцманском стульчике»: для принятия командования это было бы не слишком впечатляющее начало — коммодор, сидящий на доске с болтающимися во время подъема ногами. Люггер вздымался и опадал на волнах под самым бортом линейного корабля; окрашенные белой краской орудийные порты «Несравненного» находились на уровне плечей Хорнблауэра, а внизу кипела зеленая вода, сжатая корпусами судов. Наступал критический момент: если он сорвется и упадет в море, то его втащат на палубу промокшего насквозь, в парадном мундире, отекающем водой — это, пожалуй, будет еще хуже, чем появиться перед подчиненными на «боцманском стульчике». Оставив плащ лежать на палубе люггера, Хорнблауэр поглубже надвинул шляпу, передвинул шпагу на перевязи за спину и одним прыжком преодолел несколько ярдов, разделявших оба судна. Вцепившись в деревянную обшивку пальцами рук и упираясь ногами, он полез вверх по борту «Несравненного». Взбираться было трудно только первые три фута — затем завал борта значительно облегчил задачу. Хорнблауэру даже удалось остановиться и перевести дыхание, прежде чем завершить свое путешествие торжественным вступлением через входной порт и восшествием на палубу «Несравненного» со всем достоинством, приличествующим коммодору.