В какой-то миг я была готова ответить согласием. Усталость и отчаяние показались мне безмерными и неодолимыми, и поистине огромен был соблазн предоставить черту вывести меня, взять протянутую руку и довериться его советам. Бросить это измученное, оскверненное, дрожащее тело, которое так плохо служит духу и кратчайшим путем ведет его к погибели…
Я не знала имени тому, что проснулось тогда в моем сердце, но оно было сильнее и усталости, и рассудительности - то, что заставило меня любезно улыбнуться и покачать головой.
– Нет, Дядюшка. Я больше не причиню вам таких забот. Простите и вы меня, но я отказываюсь.
Нечистый скривил губы.
– Это как понимать? Где твоя логика? Только что «да», и теперь вдруг «нет» - это годится для поломойки, но не для ученого! Объяснись, моя милая! Если тебе удастся разрешить такое противоречие, я сам признаю, что твое место на богословском факультете!
Нечистый опять попал в точку. Не доводы рассудка побудили меня ответить «нет», не благочестие и не страх перед дьяволом - если на то пошло, моя теперешняя участь, хоть туманная, представала немногим лучше ада. Но я не сомневалась в своем решении, и вызов надлежало принять.
– Я поступила себе во вред, отказавшись от вашей помощи, - медленно сказала я. - Но не меньший вред я причинила бы себе, приняв ее.
– В чем же состоит сей вред? Уж не в том ли, что наука лишится такого светоча, каков Генрих Хиршпрунг? Или его страдания так изранили твою совесть, что ты не чаешь обрести покоя? Зато сейчас, когда твой дух вопиет о помощи, твоя совесть спокойна? Втаптываешь сокровище в грязь и не жалеешь, презираешь его только потому, что оно твое? Умна!
– Не знаю, чего стоит мой дух, о котором вы говорите. Но даже ради моего духа - я не возьму такого подарка! Мне не нужно этого.
Дядюшка перестал усмехаться. Взгляд его стал оценивающим, и я поняла, что удар, нанесенный вслепую, достиг цели. Слова, первыми пришедшие на язык, похоже, и впрямь что-то значили.
– Как я не видел этого раньше? - задумчиво спросил Дядюшка. - Ведь это так ясно. Не милосердие. Не совесть. Даже не благочестивая опаска… «Не возьму подарка» - о, не потому, что я исчадие ада! Просто - не брать подарков. Гордыня бедняка, страх делать долги… Как я был слеп. Вот в какую уродливую форму отлился независимый нрав Иоганна! И опять я сам виноват; тяготы твоего положения оказались чрезмерными. Клянусь, когда почтенная вдова попадет, куда ей назначено, я сам прослежу за ней!… Вот что получается, когда сироту попрекают благодеяниями! Хоть сдохну, да сама - верно?
