– Эй, Генрих, чего грустишь? В завещании мало тебе отписали? - Антон, по своему обыкновению, толкнул его локтем в бок. - Как ты нынче с Кетхен?
– Никак, - ответил Генрих. - Я поссорился с ней.
– Да что ты?! Отчего? Сам же говорил, она на тебя не надышится!
– Да, знаешь… - Соседи справа и напротив прислушались. Генрих смутился и почувствовал, что не может угадать слов, которых от него ждут. - Больно обидчива стала.
Так и есть - все, кто слышал, засмеялись.
– Ну вот! Если уж она тебе чересчур обидчива, где другую найдешь, негордую? - Есть тут негордые. Только у Генриха денег не хватит! - А у тебя? - А мне и не надо! - Брось, видал я таких!…
Генрих почел за лучшее промолчать. В сих материях он разбирался гораздо хуже, чем в математике. Что тут считается доблестью, что позором, что хорошим поступком, а что дурным - на эти вопросы книги не давали ответов. Если поссориться с девчонкой должно быть стыдно или жалко, авось молчание припишут досаде.
– Нет, паренек, ты мне вот что скажи, - над ним склонилась испитая физиономия Франца. - Где твой приятель с золотыми монетами? Что-то он забывает своих друзей, а ты по доброте своей ему и не напомнишь!
Ну, по крайности, тут сомнений быть не могло: кротко отмалчиваться более нельзя. Кто не ставит на место Франца, тот, будь он мудр, как сам Аристотель, навеки остается последним из худших.
– Господин Шварц не говорил со мной о своих делах, - громко ответил он. - Я думал, он скажет тебе, когда именно вернется лечить твое похмелье, дабы ты не мучился неизвестностью.
Школяры захохотали. Франц тоже заржал, словно бы упоминание о его горькой нужде было всего только шуткой. Кстати принесли заказанный кем-то кувшин. Кружку Генриха немедленно наполнили доверху, как он ни отнекивался. Недопитое имбирное пиво смешалось с дешевым вином, и, памятуя вчерашнее наставление, Генрих потихоньку отодвинул отраву подальше, да утешит она Франца. Но добрался бедолага до этой кружки или нет, Генрих так и не приметил: помешало неожиданное событие.
Распахнулась дверь, и по ступеням скатились трое. Долговязый школяр волок за собой нескладную девицу, весьма растрепанную, с пунцовыми пятнами на впалых щеках; она едва не упала с последней ступеньки. За ними, шатаясь, вбежал еще один школяр, вздымающий руки в шутовском благословлении; гомерический хохот, раздавшийся, когда девица обмолвилась не совсем девичьим словцом, помешал разобрать его приветствие.
– А вот кого мы нашли! - пронзительно заорал долговязый. - Веселая служаночка! Ни пивком не брезгует, ни веселой компанией! А уж песенки поет… Эй, Хайде! Спой нам!
