И Шейла сказала:
- Я люблю вас, Джинн.
* * *
Она опустила веки и чуть запрокинула голову. Но поцелуя не последовало. Шейла с возмущением открыла глаза - и увидела лицо Джинна. И даже испугалась.
Собственно, лица на нем не было. Мертвенно-серая в лунном свете кожа, губы, изогнутые мучительной щелью. Встретившись взглядом с Шейлой, он резко отвел мутно-черные глаза и вдруг заметался взад-вперед, теребя в коричневых пальцах шелковые кисти длинного пояса.
- Это моя вина, - лихорадочно забормотал он. - Моя, только моя, и ни малейшей частицы вашей, Шейла. Я был слишком осторожен, я хотел как можно постепеннее приучить вас к мысли, что вы...
Шейла отступила в сторону шатра. Она никак не могла отделаться от впечатления, что Джинн обращается вовсе не к ней.
- ...вы самая счастливая девушка в обоих мирах! И разве мог я хоть на секунду помыслить... Ведь я - всего лишь раб, жалкий раб, которому дано великое счастье исполнять и предупреждать ваши желания... Это моя, и только моя вина!
Он остановился перед ней - жалкий, старый, нелепый в этой огромной чалме и восточном халате. Смертельно испуганный маленький человек... Шейла нервно усмехнулась, покраснела, передернула плечами.
Надо, по крайней мере, разобраться.
- Скажите, - начала она медленно, раздельно выговаривая каждое слово, - кто на самом деле меня похитил?
Джинн вздрогнул, забеспокоился и заговорил опять-таки явно не с ней.
- Вы пока не осознаете меры своего счастья, Шейла, но это ещё придет к вам. Ведь именно на вас, на вас одну обратил свой взор...
- Кто?!!
Джинн впервые посмотрел прямо ей в глаза и произнес тихо, одним благоговейным выдохом:
- Он.
* * *
Шейла взвесила в руке точеный хрустальный кубок и, тщательно прицелившись, швырнула его в основание мраморной колонны. Флип слегка повел ушами, но не шелохнулся. Все вокруг было усеяно осколками хрусталя, фарфора и керамики, изрезанные гобелены на стенах загибались длинными, как спагетти, лентами. Ковер с золотыми рыбками украшала неровная черная дырка, от краев которой ещё поднимались струйки дыма. И все равно - дворец оставался дворцом, а она - частью интерьера, бесправной наложницей загадочного и всесильного Его.
Джинн так ничего толком и не объяснил. Для него это коротенькое слово, пишущееся с самой большой в обоих мирах буквы, просто не имело эквивалентов. Шквал восторга, ужаса и благоговения не вызвал у Шейлы никакого более-менее конкретного образа. Таинственный Он с равной степенью вероятности мог оказаться богом и дьяволом, мужчиной и духом. Молодым, старым, уродом, красавцем, жестоким, нежным, мудрым, сумасшедшим, бестелесным, как дух, огромным, как культурист... Каким угодно. И мог заявиться к ней в любой момент.
