— Нет Кочубея, товарищи жители. Отбыл командир бригады вместе со всей бригадой на фронт.
— Что ж теперь делать, раз нема Кочубея? Может, вы примете, — попросил нерешительно казак.
— Не могу, — отказал фуражир. — Вот если бы привезли сено или зерно, тогда уполномочен.
— А на фронт можно, товарищ, отвезти?
— Везите, — снисходительно разрешил фуражир. — Вот только сейчас старшина, некто товарищ Горбачев, обоз повел к фронту. Кабы вы были на конях, а не на быках, может, и догнали бы. А то попытайте.
Казак поблагодарил и взялся за налыгач [11].
— Цоб, цоб! — покричал он на быков, и подводы, до отказа груженные арбузами и дынями, тронулись в путь.
Часовой, выйдя за ворота, подсвистнул.
— Поснедают добре ребята, а то там ни одной бахчи не осталось. Все сгорело — бои ж.
Обращаясь к фуражиру, подосадовал:
— Как же это ты не мог зацепить арбуза, а? Эх, ты, а еще Прокламация!
— Не мог, — передернул плечами фуражир. — При исполнении служебных обязанностей… не уполномочен.
* * *
Володька вторые сутки блаженствовал в отдельном полевом карауле у озера Медянки. Кругом камыш, сочная стрельчатая осока, желтые болотные цветы. Стреноженные кони паслись за камышом. Впереди, на бугре, в глинище караул. Володька отпросился в охранение посыльным. Полевой караул у Медянки охранял Суркульский тракт, и днем дел особых не было. Только ночью могли прошмыгнуть вражеские разъезды к сердцу бригады — Суркулям. Ночью начальник заставы сгущал полевые караулы, и Володька ходил в секрет или в дозор.
Володька лежал на животе и, заткнув уши, упивался увлекательными событиями, пронесшимися над «пылающим островом». Рядом валялись сапоги, и на осоке просыхали коричневые от юфтовой кожи портянки.
Володька третий раз перечитывал книгу. Эту книгу дал ему Левшаков. Судя по словам Левшакова, книгу он достал у сестры милосердия Натальи, у которой, опять-таки судя по его словам, адъютант пользовался расположением. Чтобы прочитать книгу, Володька попросился на тихую работу, в заставу.
Сердцу Володьки были милы события, описанные в книге. Ему близко было и само название «пылающего острова» — Куба. Там люди дрались за свободу тяжелыми мечами, которыми они раньше рубили сахарный тростник, — здесь, рядом с Володькой, легкий клинок и подобие тростника…
Партизанский сын закрыл книгу, вздохнул и долго смотрел на красный переплет тисненой обложки.
— Лун Буссенар… Буссенар, — задумчиво шептал он. — Есть у нас такой?
Перебирал Володька людей бригады, и ни на кого нельзя было возложить столь почетной обязанности. Писать было о ком, а некому. Володьке даже взгрустнулось немного, а потом снова провихрились перед ним боевые будни, прославленные подвиги, шумной ватагой взметнулись властители дум его — бесстрашные Кочубей, Михайлов, Кандыбин, Батышев, Наливайко…
