У Отоки не было своего дома. Как обломки кораблекрушения, выброшенные на берег, жили здесь эти три женщины и совместно вели хозяйство.
Стояла вторая половина сентября. Головокружительная летняя горячка осталась позади. Но в пансионе еще жили постояльцы – служащие ближайшей железной дороги, которые приезжали сюда отдохнуть и поиграть в маджонг,[3] соблазненные дешевизной пансиона. Кроме того, из Токио часто наезжали молодые туристы, – словом, каждый день в доме гостили люди.
И сегодня у Сино было много хлопот: она жарила рыбу для восьми человек, приехавших из ближайшего городка, подавала им вино и мыла посуду.
– Не нравится мне, что они торгуются из-за каждого гроша, просят, чтобы я им уступила. Разве где-нибудь есть цены дешевле наших? А? – возмущалась Сино, спускаясь со второго этажа.
Наверху распевали модную песенку и в такт хлопали в ладоши. Сино говорила очень правильно – сразу можно было признать в ней старую уроженку города Токио. Отоки, собиравшаяся нести обед, проговорила своим осипшим, грубоватым голосом, соответствующим всему ее облику:
– Торговались, говорите? Безобразие!
– Конечно! За обед, завтрак и ужин – четыреста иен,[4] да где они найдут гостиницу дешевле? Они сегодня не обедали. Такие скупые… Просто противно!
Мицуко, стиравшая в раковине белье, тоже пропищала своим детским голоском:
– Уступить им? Да ведь у нас и так дешево!
Черты ее маленького худого личика были правильные, но из-за постоянной блуждающей рассеянной улыбки нельзя было понять, сколько ей лет. Она была в коричневом старом свитере и момпэ. Ее можно было принять за служанку. Зато у Сино был вид настоящей хозяйки, приобретенный ею с годами.
– Отоки-сан, они просят подать им сакэ, – сказала Сино. – Несут всякий вздор, спрашивают цену каждого блюда. Если так будет продолжаться, я попрошу их больше не останавливаться здесь, пусть едут в другую гостиницу.
На улице стемнело. Дул сильный ветер, еще кружа багряные листья, но уже напоминая о приближении зимы. Из дома неслись пьяные мужские голоса. Но для Сино эта гостиница, эта беготня взад и вперед между кухней и комнатами гостей была привычным миром, вне которого она не могла бы существовать.
– Мицуко, есть ли огонь в печурке? Прибавь-ка немного угля, – сказала Сино. Переливая сакэ из двухлитровой бутыли в маленький графин, она искоса взглянула на печурку.
– Сейчас, – ответила Мицуко и вытерла мокрые руки о момпэ.
Сверху спустилась Отоки:
– Они просят еще сакэ!
