- Он может положить мяч в баскетбольную корзину, даже не подпрыгнув, шепнул Ли старый осветитель. Журналист с сожалением вздохнул. Вот это был бы кадр - на первой полосе - громадный Кларк на баскетбольном поле, небрежно опирающийся поднятой рукой о корзину... А, ладно.
Начинающий актер Мартин Мид казался рядом с режиссером почти карликом. Особенно сейчас, когда он опустил голову, покорно выслушивая замечания если это только можно так назвать..
- Твоя трактовка роли Соловья, - гремел Кларк, - никуда к чертям не годится! Это надо ж было придумать - делать из него этакого верного борца за правду! Он такой же, как и все, этот жалкий придворный поэтишка понимаешь? - только непроходимо глупый. Он остался с королем лишь потому, что думает, что все ещё обойдется, и он получит награду за свое усердие. Я знал, что ты не справишься с этой ролью, это роль для Мэла Брэндона.
- Мэл Брэндон запросил пять миллионов, - пояснил всезнающий старик. А что, он умный мужик, Брэндон, понимает, что если такую звезду, как он, приглашают в детскую сказку, то дело тут нечисто.
- А оно и правда нечисто? - спросил Ли и тут же понял, что совершил ошибку. Старик умолк и, по-видимому, надолго.
Мартин Мид слушал режиссера молча. Это был невысокий крепкий парень со слишком простым для актера лицом - скорее, лицом рабочего или спортсмена. У Шеннона сложилось впечатление, что он не принимает громы и молнии Кларка всерьез, и изображает провинившегося школьника только для того, чтобы по-человечески сделать ему приятное.
А Фрэнсис Кларк был поистине страшен. Одни громовые раскаты его голоса, казалось, крушили все вокруг. А когда его необъятная фигура хоть на шаг приближалась к кому-нибудь из группы, этот человек на глазах уменьшался, сжимался, втягивая голову в плечи.
Он бушевал двадцать пять минут.
- Он всегда такой? - шепотом спросил Ли.
- Нет, - все-таки старик слишком любил поболтать. - Обычно он ничего. у него, наверное, неприятности в семье. Скорее всего, Лилиан опять загуляла.
- Жена? - совершенно равнодушно осведомился журналист.
- Какая там у него жена... Дочка, шестнадцать лет. Знаешь ведь, какие они непутевые, эти дети знаменитостей... Особенно бывших.
Режиссер шумно перевел тяжелое дыхание.
- Сегодня ты эту сцену не проведешь, и пытаться не стоит. Где, черт возьми... раньше, чем через час, она все равно не заявится. Снимаем эпизод на обочине. Все готовы? Мотор!
* * *
Он присел на пыльную обочину. Нет, не присел - просто подкосились ноги, и он ощутил себя уже сидящим в душной теплой пыли. Вот и все.
