— Леками, — заметив мой вопросительный взгляд, пояснил харт. — У мальчика — сильный дар воздуха, но он чем-то сильно обидел своего покровителя. И теперь наказан проклятьем. И вылечить его, конечно же, не сможет ни один целитель, пока сам леками не простит парня. Или пока не вмешаешься ты. Это ведь твое направление.
Да, да, я уже поняла: чуть что — и сразу, Федя, Федя… Колдун шаманит — сразу Касси, моровые поветрия шалят — тоже Касси, мальчики с проклятьями попадаются — и снова Касси… И как они тут без меня жили? Даже удивительно.
Свят при виде моей кислой физиономии красноречиво закатил глаза:
— Так ты помогаешь или нет?
— А куда ж я денусь, — уныло отозвалась я. — Говори, чего дальше делать надо…
Ну, просто не хватает мне цинизма, равнодушия и безразличия, чтобы пройти мимо нуждающихся в помощи людей, а козлы — этим пользуются. И всегда пользовались… То ли потребность у них такая, то ли просто — натура, не знаю.
Но, так или иначе, я послушно уселась на пол поближе к лавке и взяла мальчишку за руку. А лапка-то у него — как у мертвяка последнего… Ледяная, безжизненная… Того гляди — призраки из малыша последние жизненные силы выкачают…
— Готова? — негромко спросил харт.
— Угу.
— Тогда — с Богом.
Мгновенная резкая боль — и я уже не принадлежу себе. Я стремительно лечу по темному, петляющему переходу куда-то… Куда? В самые дебри чужого разума. И как Свят умудрился меня туда пропихнуть — остается только гадать… Или не забыть потом спросить.
Темная труба прохода неожиданно прервалась и смачно выплюнула мою скромную персону в не менее темное помещение. Едва успев изобразить жалкое подобие группировки, я прокатилась по жесткому (вроде, деревянному) полу и, ругаясь, встала на ноги, озираясь по сторонам. «Помещение», на первый взгляд, казалось бесконечным, и ни стен, ни пола под ногами не видно. Чувствуется — и только. Похожее ощущение возникает, когда находишься в незнакомой квартире в кромешной темноте. Вроде, знаешь, что где-то здесь стены — а где, непонятно.
Я подняла голову к потолку…
И обомлела. Прямо надо мной ярко горели, разгоняя полумрак, два глаза. Огромные-е-е!.. С три меня. Синие-синие, как ясное небо. И живые до дрожи. И пока я пялилась на них, они тоже времени даром не теряли, пристально изучая меня. А потом угрюмым мальчишеским голосом вопросили:
— Ты кто?
— Я? Э-э-э… Ты видеть снова хочешь? — в ответ поинтересовалась я.
Глаза подумали и хмуро сообщили:
— Мне уже никто не поможет…
