Тени в раю | страница 12
— Я не хочу, — сказал я.
— Обиделись? — спросила девушка.
— Нет. Просто мне сейчас не хочется пить.
Медиков ухмыльнулся.
— Ваше здоровье,[5] - сказал он и поднял рюмку.
— Напиток богов! — Девушка залпом осушила свою рюмку.
Я почувствовал себя дураком: зря отказался от водки, но теперь уже было поздно.
Медиков поднял бутылку.
— Еще по одной, Наталья Петровна?
— Mersi,[6] Владимир Иванович, хватит! Пора уходить. Au revoir.[7] Она крепко пожала мне руку. — Au revoir, monsieur.
— Au revoir, madame.
Медиков пошел ее проводить. Вернувшись, он спросил:
— Она тебя разозлила?
— Нет.
— Не обращай внимания. Она всех злит. Сама того не желая.
— Разве она не русская?
— Родилась во Франции. Почему ты спрашиваешь?
— Я довольно долго жил среди русских эмигрантов. И заметил, что их женщины из чисто спортивного интереса задирают мужчин куда чаще, чем рекомендуется.
Меликов осклабился.
— Не вижу здесь ничего худого. Иногда полезно вывести мужчину из равновесия. Все лучше, чем по утрам с гордым видом начищать пуговицы на его мундире и надраивать ему сапоги, которыми он будет потом топтать ручонки еврейских детей.
— Сдаюсь! Сегодня немецкие эмигранты здесь не в чести. Налей-ка мне лучше водки, от которой я только что отказался.
— Хорошо.
Меликов прислушался.
— Вот и они!
По лестнице спускались двое. Я услышал необыкновенно звучный женский голос. Это были пуэрториканка и Лахман. Она шла немного впереди, не обращая внимания на то, следует ли он за ней. И не хромала. По ее походке не было заметно, что у нее протез.
— Сейчас поедут за мексиканцем, — прошептал Меликов.
— Бедняга Лахман, — сказал я.
— Бедняга? — удивился Меликов. — Нет, он просто хочет того, чего у него нет.
— Единственное, что нельзя потерять. Правда? — Я засмеялся.
— Бедняга тот, кто больше ничего не хочет.
— Разве? — сказал я. — А я полагал, что тогда становишься мудрецом.
— У меня другое мнение. Что с тобой сегодня случилось? Нужна женщина?
— Обычно эмигранты норовят быть вместе. А тебе, по-моему, ни до кого нет дела.
— Не хочу вспоминать.
— Поэтому?
— И не хочу увязнуть в эмигрантских делах, окунуться в атмосферу незримой тюрьмы. Слишком хорошо все это изучил.
— Желаешь, значит, стать американцем?
— Никем я не желаю стать. Просто хочу кем-то быть, наконец. Если мне это позволят.
— Громкие слова!
— Надо самому набираться мужества. Никто этого за тебя не сделает.
Мы сыграли еще партию в шахматы. Мне объявили мат. Потом постояльцы начали понемногу возвращаться в гостиницу, и Меликову приходилось то выдавать ключ, то разносить по номерам бутылки и сигареты.