Когда до конца рабочего дня труп так и остался бесхозным, коллеги были неприятно удивлены и ворчали, что у русских все не как у людей. А у самих-то даже «бичей» нет. И блатных сук в морге вскрывают. Так за последние полчаса я стремительно продвинулся от параши-компьютера к столу начальника и говорил всяческие банальности уже в роли эксперта по русским олим.
Все, на что хватило воображения моих коллег — это послать меня обходить близживущих олим с фотокарточкой трупа, причем не черно-белой, а цветной. Хорошая, кстати, фотография — другой бы на моем месте злоупотребил служебным положением и загнал бы ее как рекламу: «После нашего снотворного вы спите, как убитая». Интересно, труп в неглиже — это эротическая реклама?.. Нет, устроюсь-ка почтальоном по совместительству… Или страховым агентом: «Здравствуйте. Покойницу не знали? А сами от несчастного случая застраховаться не хотите?»
А я, дурак, иду по стопам Павлика Морозова.
Подхожу к теще. Приглашаю к столу. Достаю пачку сигарет. Включаю настольную лампу. Закуриваю. Пускаю дым и свет ей в лицо. Потом пододвигаю Софье Моисеевне пачку и ласково предлагаю:
— Курите.
— Дурак ты, Боря, — не менее ласково отвечает теща. — Ты на кого работаешь — на родное израильское правительство, или на какое-нибудь космополитическое общество охраны животных?
— Знакома вам эта женщина?! — строго спрашиваю я и надвигаю фотографию на тещины линзы.
— Разбирайся со своими бабами сам, — фыркает она. — У моей знакомой на морде побольше шерсти было.
— Ксати, о собачках, — обрываю я. — Вы же все-таки врач, Софья Моисеевна.
Должны были сначала на собаках экспериментировать, потом на людей переходить. А вы, почему-то, наоборот сделали…
А она мне в лицо смеется:
— Меня уже капитан МГБ Гольдфельд в тысяча девятьсот пятьдесят втором году пытался заставить сознаться в отравлениях, которые я не совершала… а ты пожиже будешь…
— Ладно, Софья Моисеевна, — говорю я, — давайте хоть раз в жизни поговорим серьезно.
— Серьезно?! — карандащные тещины брови выгибаются, как спины черных кошек. — С тобой?! Не смеши людей, Боря.
Вот наглая старуха. Даже не сомневается, что я ее не заложу.
— Где яд, которым вы отравили суку?!
— А где яд, которым ты отравил жизнь мне и моей дочери?..
