– Благодарю вас,– сказал Санджай и пожал врачу руку.– Наши читатели будут рады узнать точку зрения больницы. Да, кстати, а сторож останется здесь с наступлением темноты.
Санджай кивком показал на дремавшего старика.
– Да-да,– торопливо ответил вспотевший интерн.– Что бы ни случилось. Эй!
Он закричал и нагнулся за камнем, чтобы бросить его в слюнявую собаку, тащившую что-то большое в кусты.
На территорию крематория Ашутош мы приехали в десять вечера. Санджай договорился насчет фургончика «премьер», который нищие использовали, чтобы развозить и собирать своих изувеченных подопечных. Тесный отсек сзади не имел окон, и из него очень дурно пахло.
Я не знал раньше, что Санджай умеет водить машину. После поездки без всяких правил, с неумолкающим клаксоном, мигающими фарами и перескакиваниями из ряда в ряд я продолжал в этом сомневаться.
Ворота на территорию крематория оказались запертыми, но мы пробрались туда через прилегавшую к ней прачечную зону. Вода уже не текла по открытым трубам, бетонные плиты и корыта были свободны, а работники из касты стиральщиков разошлись с наступлением темноты. Крематорий отделялся от прачечной каменной стеной, но в отличие от многих стен в городе на этой не было ни битого стекла, ни бритвенных лезвий, что позволило преодолеть ее без особого труда.
Очутившись по другую сторону, мы почувствовали некоторую неуверенность. Небо усеяли звезды, но луна еще не взошла. Было очень темно. Покрытые жестью павильоны крематория смотрелись серыми силуэтами на фоне ночного неба. Ближе к основным воротам виднелась еще одна тень: огромная высокая платформа со сводом, установленная на гигантских деревянных колесах.
– Колесница богов для Кали-Пуджа,– выдохнул Санджай.
Наружную раму закрыли жестяными заслонками, но мы оба знали, что внутри прячется нечто огромное, злое, четырехрукое. Подобная праздничная статуя редко считалась жагратой, но кто знал, какую мощь она могла приобретать ночью, в одиночестве, в обители смерти?
– Сюда,– прошептал Санджай и направился к самому большому павильону, ближайшему от кругового проезда.
Мы миновали поленницы дров – топливо для сожжения покойников из денежных семей – и кучки сушеных коровьих лепешек, предназначавшихся для более скромной кремации. Павильон без крыши для похоронного оркестра выглядел при свете звезд пустой серой пластиной. Мне показалось, что это плита из морга, поджидающая труп какого-то огромного божества. Я нервно оглянулся на закрытую колесницу богов.
