Смерть может прошептать: «Я рядом».
Она и я встретимся, улыбаясь.
Служба закончилась неожиданно. Процессии не было. Один из капаликов взошел на невысокий помост у подножия статуи. Сейчас, когда мои глаза привыкли к темноте, я решил, что узнал этого человека. Он был важной персоной в Калькутте. Во всяком случае, не мог не быть таковой, раз уж лишь после нескольких месяцев жизни в Калькутте его лицо показалось мне знакомым.
Священник говорил тихо. Шум воды почти полностью заглушал его голос. Говорил он о тайном Обществе капаликов. «Многих призывают,– подчеркнул он,– но не многих избирают». Он сказал, что наше посвящение займет три года. При этих словах у меня дух перехватило, но Санджай лишь кивнул. Тогда я понял, что о процедуре посвящения Санджай знал гораздо больше, чем счел нужным мне рассказать.
– Многое попросят вас сделать, чтобы доказать вашу пригодность и веру в Кали,– мягко сказал священник.– Сейчас вы можете уйти, но стоит только ступить на Путь, как обратной дороги уже не будет.
Тогда наступила тишина. Я посмотрел на остальных посвящаемых. Ни один не шелохнулся. Я бы и ушел тогда… ушел бы… если бы Санджай не остался неподвижно стоять на месте, растянув плотно сжатые губы в бескровной улыбке. Ноги у меня налились тяжестью, и я не мог двинуться. Гулкие удары сердца отдавались в ребрах. Я едва дышал. Но не ушел.
– Очень хорошо,– сказал священнослужитель Кали.– От вас потребуется исполнить две обязанности, прежде чем мы встретимся завтра в полночь. Первую вы можете завершить сейчас.
С этими словами священник извлек из складок своего дхотти небольшой кинжал. Слабый вздох Санджая раздался одновременно с моим. Мы все еще больше подтянулись, насторожились, встревожились. Но капалика лишь улыбнулся и провел лезвием по мягкой плоти своей ладони. Узкая полоска крови медленно набухала и казалась черной при свете свечей. Священник убрал нож и взял что-то похожее на несколько травинок из сжатого кулака трупа, лежавшего под ногами идола. Одну из этих травинок он поднял к свету, а затем повернул над ней ладонью вниз пораненную руку. Отчетливо слышался звук капающей на каменный пол крови. На один конец этой трехдюймовой былинки упали несколько темно-красных слезинок. Тут же из темноты вышел еще один из капаликов, поднял все травинки и, повернувшись к нам спиной, приблизился к статуе.
Когда он отошел, былинки торчали из сжатого кулака богини Кали. Невозможно было определить, которая из них помечена кровью священника.
