Я вдруг ощутила, что у меня затекла рука, и широко махнула мечом. Сказала:
– За милорда!
А Уокерс, изогнув обветренные губы в подобии усмешки, добавил – вполголоса:
– И его ведьму Аделину.
Мы кричали так всегда, хоть ты и не знал об этом, мой лорд. А, узнав, конечно, разгневался бы. Но память о твоей Аделине – это всё, то ещё держит тебя в живых. А стало быть – всё, что может держать в живых нас. Пусть ещё и совсем недолго.
То есть так кричали они: я – никогда.
Я не могла… ты же знаешь, Господи, я просто не могла.
– За его ведьму Аделину.
– За его ведьму Аделину!
– За милорда и его ведьму Аделину! Открывай!
Райлен сбил с двери засов. Мы ринулись вперёд, вверх по лестнице, туда, где ещё было солнце и где пара десятков уцелевших ждали нашего решения – ринулись, чтобы сказать им, что пришли разделить с ними их участь, которая волею нашего милорда одна для всех.
«Это глупо, мой лорд, но, слава Богу, у меня уже не будет возможности тебе об этом сказать».
– За милорда и его ведьму Аделину! – во всю силу глотки закричала я, и в глаза мне ударил солнечный свет.
Ворота Тэленфорта раскрывались медленно, неохотно, с мучительным, раздражённым скрежетом – словно форт не хотел принимать меня. Вполне возможно, что так – ведь в каждом родовом замке живёт частичка души его хозяина, а ты, без сомнения, не обрадуешься мне, мой лорд.
Сумрачный неприветливый двор плыл у меня перед глазами, плыли стены, плыли лица, голоса и звон железа сливались в единый заунывный гул. Кто-то кричит, чьи-то руки – на моих плечах, но я слишком устала, чтобы замечать это. Вдруг узнала мелькнувшее передо мной лицо: Айвин?
– Седдерик, – сказала я. – Там, сзади. Он ранен. Сзади…
Айвин посмотрел мне в глаза и покачал головой. Я вздохнула – почти облегчённо. Не помню, когда я перестала слышать хрипы Седдерика за своей спиной, но я ведь знала, что он не выдержит дороги. С развороченной-то грудиной…
– Я не могла. Я так старалась и всё рано.
– Вам надо отдохнуть, леди Генриетта, – сказал Айвин.
«Почему все они прячут от меня глаза?»
Впрочем, вздор – я знаю, почему. Я знаю, и я так виновата перед ними.
И перед тобой – так виновата, мой лорд.
– Сколько это длилось?
– Не знаю, милорд. Не более четверти часа. Нас было совсем мало.
– Так значит, ты осталась одна.
Ты стоял перед камином, заложив руки за спину, и мял пальцами ладонь. Я не видела твоего лица, но и одной твоей позы, исполненной упрёка, было достаточно. Мне бы хотелось, чтобы ты меня ударил – я заслужила это, и давно заслужила. Что за дерзость – не умирать, когда положено.
