Ну-ка, ну-ка! Что там внутри?
Ободок. Для чего? Придерживает стеклянный или пластикатовый круг.
Значит, первоначальная догадка верна: там должна быть диафрагма.
А это что возле нее? Кольцо.
Затаив дыхание Григоренко подвел под него плоскую рукоятку ключа, попытался вытащить. Не поддается, черт бы его драл! Еще разок. Ага! Пошло, идет!
Это трижды анафемское кольцо Григоренко — так показалось ему — вытаскивал долгие-долгие, нескончаемо долгие часы. Но спешить нельзя. Один рывок, нетерпеливый, резкий, и все пропало — взрыв!
Ага! Вот и они! Змейками за кольцом протянулись два провода.
Не глядя, Григоренко нашарил слева от себя плоскогубцы.
Выждал минуту или две, стараясь унять нервную дрожь.
Лишь бы не соединить невзначай провода!
Потом твердой рукой он поочередно перервал их плоскогубцами…
Именно два этих провода были соединены с запальным патроном, находившимся в третьей, еще не открытой Григоренко горловине. Когда мину пытались вывести на мелководье, столб воды делался менее тяжелым, не так сильно давил на резиновый диск диафрагмы. Она выгибалась наружу. Змейки под ней поднимали головы. Два провода, связанных с диафрагмой, соединялись и замыкали запальный патрон.
Без этого коварного камуфлета мину уже можно вытаскивать на берег для окончательного разоружения. Хищная тварь перестала быть глубоководной.
Но она еще оставалась хищной.
ТОЧКА ОБЗОРА — ВНЕШНИЙ РЕЙД
Под мину, лишенную самых опасных своих камуфлетов, подвели стропы, потом осторожно подняли и потащили за собой на длинном тросе — точно так же, как когда-то ее двух предшественниц.
В полном изнеможении — без скафандра — Григоренко лежит на корме, привалясь к надпалубной надстройке. Позволил себе расслабить нервы, дать им кратковременный отдых.
Бот неторопливо пересекает рейд.
На воде туман, и тишина вокруг такая, будто войны и в помине нет.
На каждом боне заграждения примостилось по чайке. Похоже на снежные нахлобучки на верхушках елей.
Как выздоравливающий после тяжелой болезни, Григоренко жадно, без разбора вбирает в себя впечатления, замечает любую деталь. Но города он, по счастью, не видит.
Вкруговую, не будь тумана, вращалась бы перед его глазами панорама Севастополя. Не та панорама — обороны 1854–1855 годов, — которая уже аккуратно свернута, уложена рулонами и ожидает эвакуации (покинет город на предпоследнем судне). Нет, живая, не нарисованная панорама. Время — апрель 1942 года. Точка обзора — внешний рейд.
Сначала распахнулось бы во всю ширь море. Неповторима его синева! Вода ли так аккумулирует солнечные лучи, подстилка ли дна создает своеобразный цветовой эффект, но нигде, ни в одной из бухт Крыма, по мнению Григоренко, нет подобной воды.
