После короткого отдыха решили взять левее, чтобы поскорее выйти к дороге. И пошли. Впереди — Петрович, за ним остальные. Перед Каргиным покачивались узкие плечи Павла. Он, казалось, шел бездумно, шел лишь потому, что впереди шагал товарищ. Но он первый услышал шум моторов. Остановились и несколько минут вслушивались. Потом Павел же и сказал:
— Танки.
— Разведать?
Это уже Юрка. Во время перехода он все время челноком сновал из стороны в сторону, охраняя товарищей. Сейчас же — поводил плечами, поправлял винтовку и просительно смотрел на Петровича.
Глядя на Юрку, Каргин тоже поддался азарту, даже шагнул вперед, чтобы и его увидел Петрович. Тот понял все и отрывисто бросил, строго глядя почему-то в глаза Ивана:
— Валяйте.
После того как они отошли немного от товарищей, Юрка неожиданно остановился и спросил:
— Патронов сколько?
— Ни одного.
— Сундучишь? От товарища таишься?
Обиженный, Иван расстегнул подсумки, раскрыл затвор.
Юрка вынул обойму из своей винтовки:
— Бери половину.
Патронов пять. Каждый из них, если умело действовать, — смерть врагу и личное спасение. Так бы и сцапал все пять!
Иван берет только два.
Тут их и догнали товарищи.
— Мало нас, нечего группу делить, — пояснил Петрович.
Вот она, дорога. Самая обыкновенная, проселочная, каких полно везде. На ее обочине лежит перевернутая и сломанная телега. Скорее всего танк мимоходом зацепил ее и прошелся гусеницей. В лепешку раздавлен старинный медный самовар. Вокруг него, бывало, чаевничала вся семья, текли мирные беседы. А сейчас он лежит в пыли, искалеченный, как и счастье еще одной семьи.
Над дорогой серая туча пыли. Она зацепилась за вершины деревьев, не может оторваться от них и неслышно рассыпается, покрывая нежную зелень листьев и травы плотным серым налетом.
Скрылся за поворотом дороги концевой танк, на прощание выстрелив копотью в розовеющий куст шиповника, появились три грузовика с солдатами. Переваливаясь на ухабах, машины прошли мимо разбитой телеги и самовара-лепешки.
Иван Каргин лежал так близко от дороги, что видел равнодушные глаза немцев. И все же он не выстрелил: двумя патронами не изольешь всю злобу, не отомстишь за все людские страдания, а сам вновь останешься безоружным.
Солнце давно село, и сумерки густеют. Еще немного — и лес на противоположной стороне дороги сольется в сплошную зубчатую стену. Иван Каргин вдруг с отчетливой ясностью понимает, что они, пять советских солдат, бредущих по вражескому тылу, попусту тратят драгоценное время. Вообще за дни одиночного скитания он убедился, что лучше идти днем. Фронт, может быть, и следует переходить или переползать ночью, а идти к нему нужно только днем: все прекрасно видно, и за час под ноги ложится больше километров.
