Я уже не могу остановиться, смех душит меня, я хохочу до слез, до визга. Откидываюсь назад, невзирая на боль в спине, и буквально реву от смеха:
– Это ж какая экономия… брить только… половину физиономии… и на стрижке…
Перун-милостивец, теперь мной только детей пугать. Пресвятая Дева, да ведь от меня жена убежит. И я ее пойму! С таким страхолюдом ни один нормальный человек жить не станет, особенно женщина, молодая и красивая…
– Вот выпейте, пожалуйста…
Стакан стучит о зубы. Я не ощущаю вкуса, часть жидкости проливается на грудь. Мать вашу, доктор, стоило вытаскивать меня с того света, что бы превращать этот в ад?!
– …Ну что Вы себя так затрудняете каждый день, батюшка? – спрашивает Ихоллайнен у бригад-иерарха, делающего утреннюю гимнастику. – Контузия у Вас тяжелая, а Вы каждое утро так себя истязаете?
Кто сказал, что финны – молчаливый, неразговорчивый народ, обладающий спокойным, флегматичным характером? Ты не знал Ихоллайнена, глупец! Более болтливой сороки, большего живчика еще поискать! И это ему почти пятьдесят лет! Воображаю, каким он был в двадцать…
– Привычка, борода – басит бригад-иерарх, о. Павел. – Это значит, что я еще жив.
О. Павел, неунывающий бородач с огромным, немощным из-за контузии телом, яркими, блестящими глазами и добреньким, слащавым лицом все время стремится стать "душой" нашей палаты. Ему неймется к каждому из нас подобрать собственный "ключик". Запас его знаний огромен, а настырность – просто безгранична.
С Ихоллайненом о. Павел беседует об охоте, о коровах, о рыбалке, о масле… С Моресьевым, летчиком-истребителем – о войне, о взглядах на новое в применении танков и авиации. Со мной… Вот со мной ему общаться не очень удается. Не слишком мне все это интересно. Ну, про семью поговорить, конечно, каждому приятно… Только не мне. Не будет у меня больше семьи. Теперь у меня вместо пушки другой ночной кошмар. Снится, будто ложусь я с Любой в постель, а она от меня отшатывается и на лице у нее – брезгливость пополам с жалостью… Так что про семью разговор не выйдет.
А про что другое – извините, господин бригад-иерарх. Я хоть и моложе Вас, а читал не меньше, если не больше, мир повидал, на людей посмотрел да и себя показал… Так что очаровывайте, батюшка, примитивов!
Моресьев одно время тоже уходил в себя. Этому парню здорово не повезло. В бою с японцами был сбит, не дотянул до своего аэродрома и рухнул в заснеженную тайгу. Хе-112 – очень хороший самолет, но, к сожалению, он не может защитить своего пилота от удара о верхушки деревьев. И все же быстрокрылая птичка сделала все, что смогла. При ударе пилота вышвырнуло из кабины, и ударило об дерево. Алексей Моресьев пришел в себя со сломанными ногами. Рядом догорал его истребитель. Полдня поручик ждал, что его будут искать, но, видимо, те, кто видел падение самолета и последовавшие за ним взрыв и пожар, решили, что Алексей погиб. А он выжил и девять дней полз с раздробленными, обмороженными ногами. Когда его подобрал казачий патруль, он уже плохо помнил, кто он такой, но зато точно знал, что аэродром находится на северо-северо-западе.
