Пуллянг повернулся к мастеру Синанджу:
– Он все еще белый.
– Всмотрись в его глаза.
Снова поймав на себе пристальный взгляд, Римо нахмурился.
– Ты не находишь, что в них стало больше корейского? – спросил Чиун.
– Ерунда! – буркнул Римо.
– Что-то есть, – признал Пуллянг.
– Вряд ли, – возразил Римо.
– Да, теперь я вижу, от него исходит корейский дух, – заключил Пуллянг. Остальные согласно закивали.
– Со мной он почти изжил в себе христианское начало, – добавил Чиун.
Лица его земляков просветлели, кое-кто даже зааплодировал.
– Еще несколько лет под солнцем Кореи, и его кожа будет такой же золотистой, как твоя или моя, – продолжал Верховный мастер.
Римо фыркнул:
– Чушь собачья!
– А теперь расходитесь! – категорическим тоном произнес Чиун и хлопнул в ладоши. – Пуллянг останься.
Жители разбрелись кто куда, и лишь Пуллянг не двинулся с места.
Чиун взял его за рукав, привлек к себе и прошептал ему на ухо:
– Отвечай, золото все еще не доставили?
– Нет, мастер.
– И ничего не известно? Никаких слухов, никаких следов?
– Никаких следов золота. Только предзнаменования твоего возвращения.
– Предзнаменования?
– Да, мастер. Прошлой ночью грянул гром среди ясного неба, а сегодня над заливом сияли радуги.
– Радуги?
– Да. Они как будто знали о твоем возвращении и, признавая твое превосходство, предпочли раствориться в водах залива.
– Римо, ты слышал? Радуги! Даже во времена Великого Ванга, самого могущественного из мастеров, радуги не возвещали о его возвращении.
– Истинно, тебе суждено прослыть в веках Чиуном Великим, – подобострастно изрек Пуллянг.
– Хотел бы я посмотреть на эти радуги, – протянул Римо.
– Они исчезли. Мастер вернулся, поэтому в них больше нет необходимости.
– Покажи мне, где были радуги.
– Римо. – В голосе Чиуна сквозило нетерпение. – У нас есть дела поважнее, чем гоняться за радугами.
– Сдается мне, что это были не радуги, отец.
– А что же?
– Масло, – произнес Римо.
Кореец нахмурил брови:
– Не смеши людей. Масло не может нести благую весть.
– Может, если ты ищешь пропавшую подлодку, – возразил американец, устремив взгляд на берег залива, туда, где возвышались скалы-близнецы, известные друзьям Синанджу как Рога Гостеприимства, а врагам – как Рога Предостережения.
