— Слушаюсь… э-э… баньди!
Но не ушел. Он хотел собственными глазами увидеть, как вчерашний ховрак, над которым они с Чойсуреном беззлобно посмеивались, вдруг и сразу стал ламой, святым, теперь для них недосягаемым… За что ему такая честь? За какие заслуги? Разве у них с Чойсуреном меньше заслуг перед ширетуем и дацаном?
Пунцаг вздрогнул, когда Бадарч прикоснулся к нему:
— Не надо. Я сам!
— Вы не сможете, баньди, вымыть себе спину! Ловкие руки у Бадарча! И совсем не похожи на грубые мозолистые руки других ховраков. Может, он женщина не только для гэлуна, а вообще — женщина?
И тотчас Пунцаг услышал шелестящий шепот Бадарча:
— Как это тебе удалось, Пунц? Я-то для него все делал, а одежд ламы так и не получил! За особые услуги он мне платил только деньги… Замолви за меня слово гэлуну!
— Об этом рано говорить, — пробормотал Пунцаг смущенно. — Вот, когда мы с гэлуном вернемся из Тибета…
Он вспомнил предупреждение Жамца и тотчас прикусил язык. Но было поздно — Бадарч уже услышал. Побледнел, отшатнулся, выронил мочалку:
— Ты едешь в Тибет?! Ты увидишь Лхасу и Поталу?![57] Может, ты увидишь и самого далай-ламу?..[58] О-о-о…
Бадарч застонал, как от боли.
Потом, когда Пунцаг вышел из чана и стал облачаться в свои священные одежды, Бадарч поспешно сгреб лохмотья вчерашнего ховрака, прижал их к груди:
— Оставь их мне, баньди! Может, и мне они принесут счастье!
Пунцаг растерянно кивнул и осторожно открыл двери в покои ширетуя. Тот равнодушно осмотрел его, проворчал недовольно:
— Ты долго мыл свое тело, баньди. А ведь твои предки не любят и боятся воды!
— Вода уносит счастье, — вспомнил Пунцаг слова матери и невольно произнес их вслух. — Вода смывает красоту с лица и тела.
— Вот-вот! — рассмеялся ширетуй. — А тебе вода принесла счастье и не убавила, а прибавила красоты!
— Я всю свою жизнь буду помнить то, что вы для меня сделали… Я буду вам верен, как собака… Я…
Слова нового ламы были искренними, и Жамц слегка смутился, что совсем не было похоже на него:
— Остановись!.. Я тебе верю и надеюсь, что скоро тебе представится случай выполнить свои обещания… А теперь садись, где хочешь, и поговорим о деле…
— Я — весь внимание, ширетуй!
— Мы едем к таши-ламе совсем не для того, чтобы облобызать его священные одежды! — заговорил Жамц сурово и торжественно. — Мы нужны таши-ламе как исполнители его воли, и, если мы сделаем что-либо не так, нас ждет суровое наказание… Ты что-нибудь слышал о великой стране Шамбале?
