- Ты обещал.
- Хватит повторять одно и то же! Я врач, я приносил присягу не причинять вреда человеку. А ты хочешь, чтобы я вместо прекрасного здоровья устроил тебе почти наверняка летальный исход.
- Так надо, Том. Если ты мне не поможешь, найду кого-нибудь еще. Возможно, менее компетентного и надежного, чем ты.
- Ну почему тебе так надо? Назови хоть одну причину.
- Сам поймешь, если подумаешь. - Дрейк говорил медленно, убедительно. - Ради Аны. Если меня не будет, ее, вероятно, решат не размораживать. В их списке она может оказаться одной из последних. Это мы с тобой знаем, что она уникальная, удивительная женщина. Но что можно уяснить из файлов? Певица, не слишком известная, умерла в молодости от неизлечимой болезни. Я успел подготовиться и уверен, что меня оживят. И хорошо, что я здоров - мою разморозку не придется откладывать по медицинским причинам. Как только я удостоверюсь, что для Аны нашли лекарство, я ее оживлю, и мы вдвоем начнем все с начала.
Щеки Тома Ламберта из огненных сделались бледными.
- Нам надо это еще раз обсудить, Дрейк. Вся затея - сплошное безумие. Ты в самом деле будешь искать кого-нибудь еще, если я откажусь?
- Взгляни на меня, Том. И все поймешь. Ламберт взглянул. Больше он не произнес ни слова, только медленно поднял руки и уткнул лицо в ладони.
На споры ушло четыре дня. На подготовку - еще пять. Потом Дрейк Мерлин и Том Ламберт вместе поехали во «Второй шанс».
Дрейк долго смотрел в окно на деревья, гнущиеся под ветром, и на облачное небо. Потом медленно опустился в термостат. Том вколол ему асфанил.
Через несколько секунд Дрейк почувствовал, что падает… падает…
Вниз. Вниз. Вниз - до двух градусов выше абсолютного нуля. Туда, где холоднее, чем в ледяном аду, что измыслил Данте.
Дрейк так никогда и не понял до конца: в самом ли деле он видел сны, пока лежал в «матке», на двенадцать градусов холоднее, чем чурбан твердого водорода? Или ему только снилось, будто он видел их, пока его медленно отогревали?
Не важно. Ему предстояла еще целая вечность искаженных образов, процессия жутких белесых огней на фоне черного, как аспид, потолка. Она началась задолго до того, как к нему вернулось сознание, и длилась бесконечно.
Страшно было пройти через такие мучения и узнать, что тебе повезло. В случае Дрейка процесс охлаждения прошел необычайно гладко. Кое-кто оживал без рук и ног, а он лишился лишь нескольких квадратных сантиметров кожи.
Но мучения! Последние этапы, с трех градусов по Цельсию до нормальной температуры тела, приходилось осуществлять постепенно. Это заняло тридцать шесть часов. Почти все это время Дрейка раздирала боль: ткани пробуждались, восстанавливалось кровообращение. Он не мог ни шевелиться, ни даже кричать. Под конец он почти полностью пришел в сознание. Слух вернулся первым, раньше, чем зрение. Он слышал вокруг голоса, но не понимал, что это за язык.
