- Ты дал мне слово, Том. Ты обещал. Ламберт вгляделся в его тонкие черты.
- Ладно, не в отпуске - ты хоть какой-то перерыв в работе когда в последний раз делал? Давно ли ты расслаблялся хотя бы на вечер, хотя бы на час? Уж не сегодня, это точно.
- Я все время в разъездах - то концерты, то вечеринки.
- Ага. И что ты там делаешь? Уж не отдыхаешь, я полагаю. Ты беседуешь с людьми, делаешь записи, потом статьи рекой текут. Ты работаешь. Непрерывно работаешь, год за годом. Когда ты в последний раз был с женщиной?
Дрейк молча покачал головой. Том вздохнул:
- Прости. Забудь об этом вопросе. Я был туп и бестактен. Но факты есть факты, Дрейк, от них никуда не денешься: она умерла. Ты меня слышишь? Ана умерла. Сколько ни работай, этого не изменишь. Ничто не может вернуть ее тебе. А вечно держать свои чувства на привязи нельзя.
- Ты обещал мне, Том. Ты дал мне слово, что поможешь.
- Дрейк!
- Ты своим детям когда-нибудь даешь обещания?
- Конечно.
- И сдерживаешь их?
- Дрейк, это не аргумент. Тут совершенно другая ситуация. Ты ведешь себя, будто я принес торжественную клятву, но все было не так.
- И как же? Можешь не отвечать. - Дрейк достал из внутреннего кармана небольшой диктофон. - Слушай.
Голос на пленке был хриплый, но слова слышались разборчиво:
«…если я вернусь, скажем, лет через восемь или десять и опять тебя об этом попрошу, ты ведь мне поможешь? Ответь честно. И пообещай.
- Через десять лет? Дрейк, если через восемь или десять лет ты вернешься и повторишь свою просьбу, я признаю, что целиком и полностью ошибался. И обещаю тебе, что помогу сделать то, что ты просил.
- Точно обещаешь? Не хочу однажды услышать, что ты передумал или не имел в виду то, что сказал.
- Точно обещаю…»
Дальше - облегченный смех Тома. Дрейк выключил диктофон.
- Я сказал тогда - «восемь или десять лет». Прошло девять.
- Так ты тогда все записывал? Поверить не могу!
- Пришлось, Том. Еще тогда я был уверен, что ты передумаешь. И знал, что не передумаю сам. Обещания надо выполнять, Том.
- Я обещал тебе помочь, не дать сотворить над собой что-нибудь безумное! - Лицо Тома вспыхнуло румянцем. - Бога ради, Дрейк, я ведь врач. Не проси меня помочь тебе в самоубийстве.
- Я и не прошу.
- Просишь. Они еще никого не оживляли. И скорее всего не оживят. Если когда-нибудь придумают, как это сделать, - Анастасия будет кандидатом на разморозку. Ее тело хранится в лучшей криокамере «Второго шанса», ей сделали лучшие подготовительные процедуры, какие только можно купить за деньги. Но с тобой-то - другое дело! Ты ведь даже не болен! Ана умирала. А ты здоров, плодовит, ты - на пике карьеры! И просишь меня обо всем этом забыть и помочь тебе рискнуть, чтобы когда-нибудь - бог знает когда! - может быть, тебя опять оживили. Как ты не понимаешь, Дрейк, я же не могу!..
