Схватил Бенкендорфа обеими руками за руки и уставился в лицо его молча.
— Подписать изволили, ваше величество?
— Подписал, — тяжело вздохнул Николай и поднял глаза к небу. — Я долг свой исполнил: наш ангел должен быть мною доволен. Все будет в порядке кончено, или я жив не останусь. Воля Божья и приговор братний надо мною совершаются. Я, может быть, иду на гибель, но нельзя иначе. Жертвую собою для брата; счастлив, если, как подданный, исполню волю его. Но что будет с Россией?..
Долго еще говорил. Привычку к болтовне слезливой получил тоже в наследство от матери.
Бенкендорф ждал с терпеливою скукою, когда он кончит.
— Ну что, как в городе? — проговорил Николай уже другим, деловым голосом, утирая платком сухие глаза и опять так же мгновенно, как давеча, одна маска упала, другая наделась.
— Все тихо, ваше величество. Но, может быть, тишина перед бурей.
— А все-таки бури ждешь?
— Жду, государь. Число недовольных слишком велико. Революция в умах уже существует.
— А с Ростовцевым-то, кажется, я вчерась оплошал, — вдруг вспомнил Николай. — Так и не узнал имен. Никогда себе не прощу. Узнать бы имена да арестовать…
— Ни-ни, ваше величество, никаких арестов! А то вся шайка разбежится. Да и первый день царствования омрачать не следует.
— А если начнут действовать?
— Пусть, тогда и аресты никого не удивят. Потихоньку, полегоньку, с осторожностью. Ожесточать людей не надо. Ненавистников у вас и без того довольно.
— Зато друг один! — воскликнул Николай и крепко пожал ему руку.
Подошел к столу, отпер ящик и вынул пакет с надписью: «О самонужнейшем. Его Императорскому Величеству в собственные руки». Это был привезенный накануне Фредериксом из Таганрога донос генерала Дибича.
— На, прочти. Тут еще целый заговор.
— Во второй армии? Тайное Общество подполковника Пестеля? — спросил Бенкендорф, не раскрывая пакета.
— А ты уже знаешь? — удивился, почти испугался Николай; «Вот он какой! На аршин под землей видит!»
— Знаю, ваше величество. Еще в двадцать первом году имел счастье представить о сем донесении покойному государю императору.
— Ну, и что ж?
— Изволили оставить без внимания. Четыре года пролежала записка в столе.
— Хорошенькое наследство оставил нам покойник, — усмехнулся Николай злобно.
— Никому о сем деле говорить не изволили, ваше величество? — посмотрел на него Бенкендорф проницательно.
— Никому, — солгал Николай: стыдно было признаться, что и тут «сглупил» — сообщил о доносе Милорадовичу.
