Хорошо, сказал я, нет проблем, но ты мог бы начать чистить картошку раньше и духовку разогреть. У себя дома Симон, как известно, к мясу не притрагивался, но, на мой взгляд, это не причина, чтобы не притрагиваться к духовке. Впрочем, я не рассердился, тем более что я у него ненадолго, и взялся за дело. Мальчики играли в своей комнате. Мы только попросили их, когда подошло время, накрыть на стол.
Пока готовили и ели, я все не решался спросить Симона, как продвигается его ожидание, потому что, открой я рот для ответа, пришлось бы лгать, а лгать Симону, которого я люблю, не хотелось. Но не хотелось также и говорить, что завтра я встречаюсь с Одри, он мог бы все испортить, потребовать у меня ее координаты, отправиться к ней, унизить себя понапрасну. Итак, я молчал, а Симон заметил, что если я пришел разделить его ожидание, то непонятно, почему я молчу. Ты виделся с Клеманс? - спросил он почти раздраженно. Потом добавил: извини меня, но что все-таки с тобой происходит?
Все в порядке, ответил я.
Мне его реплика не скажу чтобы понравилась. Симон прекрасно знал, что я не выношу ни малейшего намека на Клеманс, а потому я заявил, помолчав теперь уже по-настоящему, что если он хотел сделать мне больно, то ему это несомненно удалось, благодарю, интересно только, за что, что я тебе такого сделал, а? Что?
Симон принял виноватый вид, тем более виноватый, что, по его представлениям, как я полагаю, страдать полагалось ему. И его вид навел меня на мысль, что по крайней мере в этот вечер он не страдал. Когда дети ушли спать и мы остались в тишине, спорадически прерываемой звериным ревом, я спросил, действительно ли он ждет Одри сегодня вечером.
Мой вопрос его, похоже, не удивил. Не знаю, ответил он. И повторил: не знаю. Мне неприятно это говорить. Но, возможно, она правильно сделала, что ушла. А потому я…
А дети? - спросил я. Ты подумал о детях? А она, по-твоему, подумала?
Я по-прежнему не мог себе представить, чтобы Одри бросила детей. Впрочем, это уже моя проблема, я не стал развивать тему. Симон положил себе еще салата, который я приготовил из кукурузы, у Симона явно рос аппетит, а возможно, и живот, учитывая, сколько он съедает хлеба, подумал я. И спросил: так ты полагаешь, она не вернется?
Вернется, ответил он. Во всяком случае, зайдет. Рано или поздно.
Ты ее не любишь, упорствовал я.
Не знаю, ответил он.
Интересно, когда она вернется, ты ей так и скажешь «не знаю»? - спросил я. А я тут с тобой кого жду? Я кого жду, а? Ты можешь мне объяснить?
