Готлиб. Ну конечно, ты несколько бессердечен; потому что, если даже Юлий и нахал, как вы решили, все же только за это нахальство вы смяли — как это говорят? — цвет его жизни. Разве нельзя было устроиться иначе? Эти любовные письма, ну, как это говорят… я не могу смеяться над ними.
4-й студент. Потому что ты никогда не читал наших подложных писем, на которые эти и были ответом.
Готлиб. Поистине будет страшно, когда он узнает все.
4-й студент. В этом-то и шутка. Но надо было присоединиться к
нам с самого начала. нет сомнения, он любит эту девушку, любит модель,
которую мог бы нанимать по часам.
Готлиб. Смотрите сюда! «Он привык, — пишет он, — иметь вокруг себя женщин Каковы, каменных, и земных женщин, из плоти; вторые настолько же ниже, насколько первые выше, чем стремленья его души: но теперь он получит настоящую…» Вот, вы опять смеетесь! Уверяю вас, вы сотрете самую росу его молодости.
1-й студент. Шрам (выньте кто-нибудь ему трубку изо рта), потеряет Юлий росу своей молодости?
Шрам. Ничто заслуживающее быть сохраненным не теряется в этом мире: посмотри на цветок — он постепенно опадает, сослужив свою службу и прожив свое время; но за ним следуют плоды, и где было бы место цветку, если бы он сохранился? Столько же смысла утверждать, что глаз больше не в своей орбите, потому что самый первый его любимец, на что он ни любил бы смотреть сначала, умер и похоронен, как утверждать, что какая-нибудь привязанность по теряна для души, если первый ее объект, что бы ни удовлетворяло его случайно, в свое время замещен. Продолжай смотреть духовными или телесными очами, и ты скоро найдешь нечто достойное взгляда! Пусть мужчина перестал удивляться женщинам! Будут мужчины, мертвые и живые, которым он может удивляться. Он перестал удивляться мужчинам! Он будет удивляться Богу: и способность удивляться может быть в то же время достаточно стара и при туплена по отношению к первому своему объекту и все же достаточно молода и свежа, поскольку это касается нового. Таким образом…[4]
1-й студент. Суньте опять Шраму трубку в рот! Вот видишь! Этот Юлий — несчастный гуляка. О, я наблюдал на днях его времяпрепровожденье в Посаньо! Галерею Каковы ты знаешь? так он сначала идет решительно мимо целых десятков великих произведений, не удостоив их даже взглядом, останавливается прямо перед Психеей и не может покинуть своей старой знакомой, не кивнув ей одобрительно. «Ну, как вы на новом месте, красавица? Так ведите же себя здесь так же хорошо, как в Мюнхене. Я смотрю за вами!» Потом он нарочно останавливается перед незаконченной Pieta и проводит полчаса неподвижно, пока вдруг не срывается и не сует свой нос прямо в группу; этот жест доказывает, что единственный пункт, который он не вполне усвоил в технике Кановы, — известный метод употребленья сверла при сочленении коленного сустава, — и это также он наконец понял! Прощай поэтому, бедный Канова, — чья галерея не должна больше удерживать его преемника Юлия, нового мыслителя в мраморе!
