Она откинулась назад, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Джиллиана видела, что графиня борется со слезами.
– Расскажите мне о них, – попросила Джиллиана, наклоняясь к ней.
Женщина открыла глаза.
– Вы не обязаны мне сочувствовать, мисс Камерон. Я это ценю, но не требую этого.
Джиллиана улыбнулась.
– У них у всех были глаза графа?
– Серые глаза Роберсонов? – Графиня тоже улыбнулась. – У всех. И все же порой я думаю, что это единственное, что было у них общего. Они были такими разными. Джеймс был шутником, он всегда радовался жизни, наслаждался ею. Иногда мне казалось, что даже чересчур сильно. Эндрю, напротив, был прилежным, любил учиться, обожал арифметику. Джеймс и Эндрю намного младше Гранта, но все мальчики любили друг друга. – Графиня замолчала, вытирая щеки, теперь уже даже не пытаясь сдержать слезы.
– Вы хотите увидеть миниатюру моих сыновей, мисс Камерон?
Джиллиана кивнула.
– Я покажу вам ее. Но только завтра, а сейчас нам все же следует поспать.
Какое странное место Роузмур. Внешне это поместье, достойное принца, роскошно украшенное, прекрасно обставленное и окруженное великолепными садами. Внутри же, однако, бурлят эмоции, пронизывая здешний воздух: скорбь, потери и, возможно, страх вкупе с решимостью не показать миру своих истинных чувств.
Но Джиллиане было слишком хорошо известно, что иногда одних намерений недостаточно.
Роузмур был освещен, словно сказочный замок, для бала, устраиваемого в честь Арабеллы. Газовые лампы на карнизах и портиках были зажжены; ветронепроницаемые канделябры громоздились на окнах. Ряд фонарей тянулся вдоль изгибающейся подъездной дорожки, ведущей к массивным кирпичным воротам Роузмура. Лакеи были поставлены у входа, дабы указывать дорогу возницам карет, и у лестницы. Один из них держал серебряный поднос, на котором стояли бокалы с подогретым вином, – традиционное приветствие дома графа Стрейтерна.
Третий этаж был открыт, проветрен и вычищен от дубового пола до четырех огромных сверкающих люстр с шестнадцатью рожками для свечей и мерцающими хрустальными подвесками.
Музыканты прибыли три дня назад из Эдинбурга и принимали указания графини по поводу того, что играть и когда. Время от времени Джиллиана видела оркестрантов на веранде снаружи бального зала, но ни разу не подошла поближе.
В день бала Джиллиана присматривала за одеванием Арабеллы и удивилась, когда та выразила не более чем символический протест. Когда же горничная закончила причесывать Арабеллу, Джиллиана испытала благоговейный трепет.
