Но тут Чарли вспомнила о Дженни, как она стояла у окна и смотрела во двор. О том, что на ней лежит обязанность устроить жизнь дочери наилучшим образом.
– Я не столько беспокоюсь о себе, сколько о Дженни, – сказала Чарли.
– Мама никогда не представляла, как много значит для нас Дженни. Особенно после... – Он откашлялся, так и не закончив фразу. – Но все-таки она оставила ей Фаберже.
– Небольшой пустячок.
Чарли и сама удивилась, сколько яда было в ее голосе.
– Трудно назвать пустячком предмет, стоящий несколько сотен тысяч долларов.
Чарли расхохоталась:
– Перестань, Питер. Одно только ожерелье твоей матери из бриллиантов и сапфиров стоит дороже любого такого яйца.
Она поднялась и подошла к окну, туда, где раньше стояла Дженни. Чарли попробовала погасить свой гнев.
– К тому же, – добавила она и махнула рукой, – дело совсем не в деньгах, а в том, что Элизабет так никогда и не приняла Дженни. Даже после своей смерти.
Питер подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи.
– Я уверен, мама учла, что Дженни будет моей наследницей. Все заработанные деньги в конце концов достанутся ей. Так же как и дом.
Чарли продолжала смотреть в окно. Дженни, опустив голову, медленным шагом пересекала лужайку; она направлялась к конюшне.
– Попробуй объяснить это четырнадцатилетнему подростку, когда бабушка только что ранила ее в самое сердце.
Питер убрал руки с ее плеч.
– Проклятие, Чарли! Ты ведешь себя как избалованный ребенок. И это после всего того, что мать для тебя сделала...
Он ударил ладонью по столу, и Чарли показалось, будто он дал ей пощечину.
– Боже мой, Чарли, прости меня. Это было глупое замечание.
Чарли крепко обхватила себя руками. Она смотрела на мужа и молчала.
– Я не знаю, как это у меня выскочило.
Наконец она взяла его за руку.
– Ты сказал это потому, что веришь в свои слова.
Питер покачал головой. В его глазах стояли слезы.
Чарли вспомнила их первую ночь здесь, в особняке. Тогда она тоже видела слезы в глазах Питера: его мать чуть их не выгнала. Вот почему Чарли так старалась, вот почему ходила на симфонические концерты, в музеи и на балет. Ей казалось, что таким образом она угодит Элизабет и заставит ее примириться с ней, а Питер поймет, как ему повезло, что он женился на ней. Прошло несколько лет, прежде чем Чарли поняла, что Элизабет считала это пустым времяпрепровождением, так как главным для нее был бизнес. И вместо того, чтобы сблизить их, усилия Чарли еще больше углубляли разделявшую их пропасть. Ирония заключалась в том, что задолго до того, как в ее жизнь вошел Питер, Чарли сама хотела заниматься бизнесом, но Элизабет посмеялась над ней. Чарли рассталась с мечтой о карьере, а постоянная занятость и бешеный ритм жизни стали для нее своего рода убежищем, способом убить время, поводом выбраться из особняка на волю, избавиться от пристальной опеки ревнительницы матриархата. Она надеялась, что когда-нибудь завоюет одобрение и уважение Элизабет, и не отступала от цели.
