Она осторожно коснулась щеки викинга, и тот восторженно улыбнулся. Уинсом улыбнулась в ответ.
– Как тебя зовут? – спросил он тихо. Но Уинсом неожиданно захотелось дотронуться до его обнаженной загорелой груди, поросшей курчавыми светло-каштановыми волосами. Как странно! Ни у кого из мужчин, которых она знала, не было волос на коже.
Уинсом осторожно потянула за тугие завитки. Бренд снова улыбнулся.
– Как твое имя? – повторил он.
Олаф, открыв рот, уставился на нее. Арни словно оцепенел. Заметив их недоуменные взгляды, Уинсом отдернула руку, испугавшись, что сделала что-то не так. Она снова обернулась к Бренду, но тот не выглядел расстроенным, наоборот, казался… довольным. Арни что-то сказал ей.
– Имя? Имя?
Девушка наконец поняла, о чем идет речь.
– Меня зовут Уинсом, – ответила она и даже попробовала добавить слово на чужеземном языке:
– Ja.
Бренд попросил повторить, подражая произношению беотаков, но получилось не очень похоже. Девушка хихикнула:
– Не Болотная Утка, а Уинсом, – поправила она. Бренд недоуменно поднял брови, не понимая, в чем ошибка, и попробовал еще раз выговорить трудное слово, снова исказив его. Так индейцы-беотаки называли серых птиц, обитающих на болотах.
Уинсом, покачав головой, засмеялась.
– Если хочешь, я буду для тебя Болотной Уткой, – согласилась она наконец. – Только мое настоящее имя Уинсом.
Помолчав, она продолжала, словно он мог понять ее:
– «Уинсом» означает «очаровательная». Видишь ли, мама считала, что мое рождение – большая радость для нее. Но отец…
Она осеклась, но, видя, что Бренд внимательно прислушивается, будто способен и в самом деле осознать смысл, продолжала:
– Отец не хотел признавать меня. Зато мама любила. Поэтому и дала мне самое красивое имя, которое только могла придумать.
Девушка замолчала, не в силах продолжать – слишком остра была боль воспоминаний о том, как отец отверг ее. Он не желал признавать девчонку, да еще к тому же калеку, и был бы рад ее смерти. Когда Уинсом была еще совсем крошечной, отец унес ее из деревни. Мать, заподозрив неладное, тайком последовала за мужем, несмотря на то, что боялась волков и медведей, которых в лесу было великое множество. Шел дождь, безжалостные холодные струи хлестали по земле, и скоро мать Уинсом совсем промокла, но жалобный плач малышки не давал повернуть назад. Выглянув из-за куста, она заметила, что муж положил плачущего ребенка на землю, на самом краю обрыва. Далеко внизу морские волны с шумом разбивались о берег.
