– Не думаю, чтобы у нас заходил об этом разговор. Я редко бываю в Лондоне, как ты знаешь, аледи Доусон почти никогда не навещает своего отца.
– Что неудивительно. Этот человек – настоящий деспот. Не сомневаюсь, что в твоей матримониальной катастрофе виноват именно он. Не удивлюсь, если узнаю, что он морил девицу голодом, чтобы заставить принять твое предложение. Или просто угрожал ей.
Великолепно! Это еще сильнее улучшило ему настроение: значит, он такой жалкий кандидат для супружеской жизни, что женщину приходится заставлять выходить за него замуж! И даже принуждение не подействовало. Грейс все равно ухитрилась сбежать.
– Почему в таком случае ты считаешь, что родственники мисс Петерсон станут уговаривать ее принять мое предложение, если другая женщина, питая ко мне отвращение, сбежали глубокой ночью?
– Леди Доусон вовсе не питала к тебе отвращения, Паркc.
– Откуда ты знаешь?
Уэстбрук бросил на него взгляд, полный досады.
– Хорошо. Допустим, она действительно питала к тебе отвращение. Но это одна женщина.
– Мисс Петерсон тоже не рвется за меня замуж, как ты мог заметить.
– Да неужели? – Уэстбрук ухмыльнулся. – Я не заметил, чтобы она рвалась встать у тебя с колен в гостиной леди Палмерсон.
– Ты же знаешь, что ее домогался этот хам, Беннингтон.
– Беннингтон был не единственным домогавшимся ее в тот вечер.
Паркc покраснел, но надеялся, что в этом уголке клуба достаточно темно и Уэстбрук этого не заметил. А. может, он и не краснел, а его просто бросило в жар.
– Однако факт остается фактом: мисс Петерсон не приняла моего предложения. И незачем больше об этом говорить.
– Ну, я сдаюсь. Ты просто невыносим! – Уэстбрук резко поднялся. – Оставайся здесь и занимайся самоедством. Проспиртуйся хорошенько. Но подумай вот о чем: я чуть было не допустил, чтобы мое прошлое испортило мое будущее. Если бы нее пошло по-другому, если бы я из-за скандала не вынужден был жениться на Лиззи, я бы никогда не узнал счастья. Мне бы «чень не хотелось, чтобы из-за твоего прошлого ты лишился счастливого будущего.
– Эй, постой!
Но Уэстбрук уже ушел.
Черт! Тысяча чертей! Паркc сделал большой глоток бренди, поперхнулся и закашлялся. Неужели у него действительно не хватало мужества разобраться со своим прошлым? Неужели Уэстбрук прав?
Нет, это просто глупо. Граф понятия не имеет о его чувствах. Его ведь не оставили стоять у храма, в котором собрались его друзья, родные и жадный на сплетни свет. Уэстбрук не кидел жалости в глазах родителей и не слышал шепотка.
