Тихий, слегка скрипящий звук заставил его резко издрогнуть. В утренней тишине это звук был особенно отчетлив. Он почувствовал, как запылали щеки и заколотилось сердце.
Тарелка с хлебом… Не она ли это подвинулась? Подвинулась чуть ближе?
Да нет, это просто невозможно, смешно даже представить себе такую небывальщину.
Сёльве продолжал сидеть, съежившись, у стола, засунув в рот сразу восемь пальцев, кусая и ногти, и кожу. В этот момент он выглядел очень по-детски, почти как карикатура на испуганного ребенка, хотя сам он этого не осознавал, будучи весь захвачен тем, что, может быть, происходило на его глазах.
Надо бы ему высказать свое желание еще раз, но в эту минуту он не был способен ни на что, даже на это.
«Боже мой, — подумал он. — Боже мой, это было что-то еще, это не могла быть тарелка, я с ума сошел, вот именно — сошел с ума!»
Просидев так десять минут, он старался унять возбуждение души и тела. Ему это почти удалось, и он снова заметил, что по-прежнему голоден.
«Надо ли? Осмелюсь ли я?»
Дрожащим голосом, но сильно сосредоточившись на своем желании, он пробормотал:
— Я — я хочу этот хлеб. Сейчас, немедленно!
Свищ! Тарелка с хлебом мгновенно перелетела через стол и ударилась об его руку. Сёльве отпрянул назад, опрокинул стул и рухнул на пол. Какое-то время он пытался вскочить, напуганный настолько, что чуть не наделал в штаны. Потом отполз к кровати и неуклюже вскарабкался на нее.
На стол он смотреть боялся.
Долго.
Потом взглянул. Осторожно. Сквозь пальцы.
Воздух хлопком вырвался из его груди. Да, тарелка с хлебом стояла на его стороне стола.
Забыв о голоде, Сёльве съежился под одеялом. Он лежал там, раздираемый тягучим, всепроникающим страхом.
Посмотреть еще раз он не решался. Но постепенно гул мыслей в его голове стал успокаиваться, он мог снова думать.
«Это правда, — думал он, затаив дыхание. — Я сохранил в себе проклятье. Мое поколение не избежало своей судьбы».
Еще долго он лежал неподвижно, пока под одеялом не стало трудно дышать. Ему пришлось выбраться наружу за свежим воздухом.
Крик петуха вернул ему ощущение жизни и прогнал чувство одиночества. Он больше не был наедине с тишиной утреннего рассвета.
Он даже осмелился опять посмотреть на стол.
Теперь Сёльве успокоился. На его лице стала медленно расплываться улыбка. Сначала осторожная, затем все шире и шире.
До него постепенно стал доходить истинный смысл происшедшего.
Возможности!
О Господи, они ведь нескончаемы!
Он стал хорошенько обдумывать их. Что было ему теперь неподвластно? Он ведь один из проклятых рода Людей Льда!
