Однако, встретив их испытующий взгляд, она невольно опустила глаза.
Слово взял Хейке, величественный и обаятельный, несмотря на все свое безобразие:
— Мы знаем о твоих проблемах. Да будет тебе известно, Тува, что и я, и Ульвхедин, и многие из нас вели ту же борьбу, что ты ведешь сейчас. Зло куда привлекательнее. Однако мы избрали трудную стезю добра, и ни разу об этом не пожалели.
Тува промолчала. Но Натаниель представил себе, что она думает.
— Я был, наверное, хуже всех — заговорил Ульвхедин. — Я до сих пор не могу постичь, каким образом Виллему, Элисе и остальным удалось перетянуть меня на свою сторону. Я был как дикий зверь. Но, наверное, решающим фактором оказалась любовь. Любовь Элисы. Я понимаю тебя, Тува. Единственное, на что мы можем надеяться, это что ты тоже повстречаешь свою любовь. И скоро!
— Тебе легко говорить! — вырвалось у нее. — Ты мужчина, а мужчине неважно, как он выглядит, девушки и так будут в него влюбляться. А вы когда-нибудь слышали, чтобы мужчина — и влюбился в уродину? Как по-вашему, легко было Ханне? Не надо мне говорить, будто мужчины не смотрят на внешность, это все громкие фразы, я в это не верю, мне достаточно и своего опыта!
— Ну будет тебе, — улыбнулся Хейке. — Да, я согласен, твоя борьба тяжела вдвойне. Кстати, тебе никогда не приходило в голову, что если у человека мягкий и приветливый нрав, люди перестают обращать внимание на его внешность?
— Ха! — хмыкнула Тува. — Между прочим, плевать мне с высокой колокольни на то, как я выгляжу, главное, что у меня твердый и решительный характер. Это самое важное, когда ты…
Кладбище вдруг озарилось слабым сиянием. Духи отошли в сторону, приветствуя молодого человека неземной красоты с отливающими темным глянцем рыжими локонами и величественной осанкой, свидетельствующей о его превосходстве.
Сердце Тувы стиснула глухая тоска.
Ганд улыбнулся ей.
— Как, по-твоему, смогу я заменить тебе Имре?
Она сглотнула, чтобы прогнать подступающие к глазам слезы. И закусила губы.
— Вон что. Пришел, значит, — хмуро проговорила она. — Это ты, что ли, должен «оберегать» меня? Да уж, нелегко тебе придется!
— Вот увидишь, мы станем друзьями, — отвечал он спокойно. С лица его не сходила приветливая улыбка.
— Этого… не будет никогда, — вырвалось у нее. И тут она не выдержала. Повернулась на каблуках и помчалась прочь со всех своих коротеньких ног. По щекам у нее струились слезы.
— Вот дерьмо, — ругалась она, рыдая. — Что он только о себе возомнил? Мало ли что он весь из себя такой медовый-сахарный. Пусть не думает, что сможет со мною сладить. Ну а если он думает, что я способна в него втюриться, то пусть не рассчитывает. Мне нужен мужчина, которому я подчинюсь и душой, и телом, который может держать в страхе, подавлять, подвергать душевным экзекуциям и…
