На мгновение лицо Марины озарилось улыбкой, она как будто вновь увидела тот мир, который навсегда утратила нынче ночью, но потом взгляд ее снова потух. Она что-то прошептала.
— Что ты сказала? — спросила Хильдегард.
— Палач, — снова прошептала Марина.
— Палач? — Хильдегард сдвинула брови.
— Палач. Когда он придет? Где он прячется?
Первым нашелся комендант дворца:
— Но у нас сейчас вообще нет палача. Прежний умер месяц назад, а нового мы не назначали, потому что в нем пока нет нужды.
Марина медленно обернулась к нему.
— Теперь он вам понадобится. Раньше он следил за моей мамой. А теперь я убила человека, и пусть он заберет меня. Я не боюсь.
— Ни один палач не посмеет прикоснуться к вам, Ваше Высочество. Даю вам слово. — Комендант сделал усилие, чтобы его голос звучал твердо.
Тристан снова задумался о том, что же произошло ночью в комнате Марины. И не он один ломал себе голову над этим. У многих появилось желание растормошить девочку, заставить ее все рассказать. К счастью, они подавили в себе это желание.
— Марина, я не знаю, кто оговорил меня, но я не совершила никакого преступления, ничего такого, чтобы мне бояться палача. Кто-то просто хотел причинить нам зло, дитя мое!
Марину отвели в покои Хильдегард, вымыли, причесали, накормили. Хильдегард все это время была рядом и не спускала глаз с дочери. Тем временем доктор, комендант и Тристан беседовали втроем в одном из небольших кабинетов.
— Там, наверху, мне стало ясно, что Марина никогда не расскажет нам, что с ней случилось, — сказал Тристан. — Я не привык блуждать в лабиринтах человеческой души, но все-таки понимаю, что она что-то скрывает, в том числе и от самой себя. И это для нее еще мучительней, чем навязчивая мысль о том, что она кого-то убила.
— Неужели вы думаете, что это, будто бы совершенное ею убийство, — еще не самое страшное? — спросил комендант.
— Во всяком случае, мысль об убийстве ее не пугает, — ответил Тристан. — А вот когда я начал расспрашивать ее о событиях минувшей ночи, она испугалась, и всякое продолжение разговора стало невозможным.
Доктор почесал в затылке:
— Вы думаете, что, открыто признаваясь в убийстве, она скрывает что-то другое?
— Да, но бессознательно. Я понимаю, это звучит глупо, и я уже сказал, что плохо разбираюсь в тонкостях человеческой души, однако на башне у меня сложилось именно такое впечатление. Она хочет понести наказание… за то, что убила человека. Притом, что, по-видимому, убийство — для нее не главное.
