— Этого не требуется, — сказал благородный спаситель. — Вы будете находиться в соседней комнате, но дверь пусть останется открытой, не хватает, чтобы злые языки потом перемывали герцогине кости. Я сам подежурю у Ее Высочества этот вечер.
О, счастье, думала Хильдегард. Какое счастье! Его немного старомодная и вычурная манера говорить тронула ее. Она как будто перенеслась в рыцарские времена.
Камеристка вышла, показав Тристану все, что могло понадобиться для ухода за герцогиней.
Заботливые руки укутали Хильдегард одеялом. Приподняли голову, поднесли чашу с питьем.
— Вы слишком добры, маркграф Паладин, — прошептала Хильдегард. — Мне так стыдно, что я упала в обморок там в зале…
— Не думайте об этом, — успокоил ее Тристан, его голос звучал, как музыка. — Что говорит доктор о ваших обмороках?
— Он не знает, отчего они случаются. Говорит только, что у меня больная кровь. Но кровопускания не помогают, скорее, наоборот, я слабею от них еще больше. Вообще-то, я совсем не такая толстая… — быстро прибавила она. — Это все отеки…
— Понимаю. Любопытно… — Тристан замолчал.
— Что любопытно, маркграф?
— Нет, ничего. Я так мало вас знаю.
Хильдегард почувствовала, что постепенно к ней возвращаются силы.
— Я тоже ничего не знаю о вас, маркграф. Ее Величество королева сказала, что вы потеряли всех близких.
— Тех близких, кто жил в Дании. У меня есть еще сестра, она с семьей живет в Сконе. Одна моя кузина живет в Швеции, она отличается странным характером, но большая часть моей родни живет в Норвегии. Мы все принадлежим к роду Людей Льда, я сейчас подумал как раз о них…
Наконец Хильдегард смогла открыть глаза. Тристан Паладин сидел на стуле, поодаль от кровати, как того требовало приличие, однако и на таком расстоянии он мог уловить любое ее движение. Вблизи он был еще привлекательней. Изящный, однако, не женоподобный, тонкие черты лица, грустная улыбка. Впрочем, лицо у Тристана было вполне мужественное, но не грубое. Густые, вьющиеся волосы были, безусловно, его собственные, хотя кругом все мужчины носили пышные парики. Темные глаза были прекрасны.
— Что вы хотели сказать о ваших родных в Норвегии?
Их прервал герцог, вошедший в соседнюю комнату. Тристан тут же встал.
Но герцог не спешил в спальню жены.
— Я вижу, крошка, ты здесь скучаешь? — сказал он камеристке. — Что за глупости я слышал, будто моей жене на балу стало дурно?
— Но это так.
— Значит, правда, — проворчал герцог. — Вечно она оскандалится. Ни перед чем не остановится, лишь бы выставить меня на посмешище. А почему ты не у нее в комнате?
