Этот мужчина был теперь для нее грудным ребенком, которого она должна была опекать. Диакониссе оставалось только гадать, что еще взбредет ей в голову. Похоже, она не боялась своего мужа, наоборот, она по-своему узнавала его. Но не могла соотнести свои представления о нем с действительностью.
Бедная женщина! Она была безнадежно помешанной.
Диаконисса попыталась увести ее обратно в женское отделение. Но Белинда изо всех сил вцепилась в край постели, боясь, что ее заставят покинуть этого человека, который теперь так нуждался в ней.
Нуждался в ней? Диаконисса была женщиной христианского склада , лицемерие или расчетливость были ей чужды. И она поняла, что Белинда чувствует что-то вроде ответственности за этого человека.
— Ты можешь помочь мне подстричь ему волосы? — сухо спросила она. — И побрить его?
К своему собственному изумлению она обратилась так к Белинде. До этого ни у кого с ней не было контакта, но теперь Белинда поняла, о чем идет речь.
Это был огромный прогресс.
Диакониссе принесли ножницы и все, что требовалось для бритья. Терять время было нельзя.
Казалось, угасшие чувства Белинды снова проснулись, когда у нее появилась возможность заботиться о ком-то. Она стригла находящегося без сознания Вильяра так осторожно, так осторожно, что диаконисса была просто тронута. И когда борода была сбрита, а волосы острижены, в глазах Белинды зажглось что-то вроде удивления.
«Рано или поздно она начнет узнавать его, — подумала диаконисса, — Но желательно ли это вообще? Тогда она вспомнит о сыне, которого они потеряли. Может быть, ей лучше остаться в ее нынешнем состоянии? В мире своих фантазий?»
Когда наступил вечер, диакониссе пришлось хитростью уводить Белинду в женское отделение. Ей пришлось пообещать лишившейся рассудка женщине, что на следующий день ей снова позволят ухаживать за ним.
На следующее утро диаконисса пришла в палату и увидела, что Белинда уже сидит на постели Вильяра и кормит его жидкой кашицей, которая так пошла ему на пользу последнее время. Он был уже не в бессознательном состоянии, а скорее в каком-то полусне, и это давало возможность кормить его.
Мужчины в палате были страшно возбуждены ее присутствием: одних это возмущало, другие вели себя просто бесстыдно, остальные же ничего не понимали, находясь в состоянии прострации.
Белинда не видела и не слышала ничего вокруг, для нее существовал только Вильяр.
Диаконисса переговорила с врачом.
И он тут же принял решение:
