Доминик приказал людям остановиться.
Было так темно, что он их едва видел.
— Надо разбить лагерь, — тихо сказал он. — Нельзя показываться в крестьянских усадьбах и на постоялых дворах. Каждый из вас наслышан, как в окна домов, где останавливались шведы, заглядывали дула мушкетов вольных стрелков. Мы сейчас как раз на границе их владений. Надо найти укрытие и для нас, и для лошадей. И не вздумайте разводить костер! Лучше промерзнуть до костей, чем сложить голову из-за собственной глупости.
Вскоре они нашли подходящую чащобу, завели туда лошадей, и сами там же устроились на ночлег.
Доминик заметил, что один из солдат лег чуть в стороне от других, самый низкорослый и тщедушный.
«Господи, где только у него душа держится, глаза поднять боится, а за мной увязался! — с грустью подумал он. — Будто мне других забот мало!»
В сумерках Доминик стал приглядываться к солдатам, пустившимся вслед за ним в это рискованное путешествие. Во-первых, среди них был толстяк, это Доминика порадовало. Во-вторых, солдат, которого, судя по его виду, ничем нельзя было удивить — он все знал наперед. Как ни странно, среди спутников Доминика оказался и робкий солдат с безвольным подбородком. Кроме них, остался в отряде и деревенский сердцеед. Он говорил на уппландском диалекте, на котором говорил и сам Доминик.
Хорош отряд! Доминик старался понять, на кого же из них можно положиться? Пожалуй, толстяк вызывал больше доверия, чем остальные. Трудно было предугадать, как поведут себя эти солдаты в минуту опасности, хотя они проявили известное мужество, последовав за ним.
Все улеглись на землю, завернувшись в попоны, и тут Доминик не удержался и задал вопрос, который уже давно вертелся у него на языке. Ближе всего к нему лежал молодой солдат с безвольным подбородком.
— Скажи, почему ты поехал со мной? — обратился к нему Доминик.
Солдат даже поперхнулся от страха.
— Я… я живу в Эльмхульте, господин лейтенант, — ответил он дрожащим голосом.
— Значит, ты хочешь вернуться домой?
— Да, господин лейтенант, — прошептал солдат. — Плохой из меня вояка, не гожусь я для войны.
— Так ты что же, не боишься вольных стрелков?
— Еще как боюсь! Потому и молюсь все время Богу. Глядишь, поможет мне вернуться домой целым и невредимым.
