[(1) Где-то я такое уже читал… Ага, вот: «Он что-то кричал, гримасничая и размахивая руками, а потом заложил руки за спину и, приплясывая, выделывая ногами замысловатые па, вприпрыжку двинулся вниз по спуску». Интересно, можно ли считать доказанным, что этот кусок ПНО писал именно БНС? — В. Д.]
Алексей взялся откупоривать бутылки, веселый пилот проиграл партию и начал вскрывать консервы, Бирский, схватившись за волосы, повис над доской, окончательно погибнув для общества, как отметил Вальцев, повеселевший и взмыленный Андрей Цицин громко мечтал о закуске…
ДО «СТРАНЫ БАГРОВЫХ ТУЧ»
Как пишет Б. Н. Стругацкий в «Комментариях»: «К 1955 году у нас было: <…> — «Первые» — чрезвычайно эффектный и энергичный набросок несостоявшейся фантастической повести, задуманной некогда АН (и использованный позже в «Стране багровых туч»)».
Энергичный — да! Рукописный, карандашом, даже с рисунком, на половинках страниц обычного писчебумажного форма та… Набросок этот сохранился в двух вариантах. Привожу оба.
Первый вариант:
[(1) Н-да, гостиница-общежитие при Большом Северном ракетодроме… Как заметила однажды С. Бондаренко, больше всего это похоже на студенческую общагу. «Закрытая» гостиница-общежитие — это вполне обычная вещь при любой советской оборонной или космической шарашке. И реализм выглядел бы примерно так.
Космонавтов действительно пытаются кормить отдельно от прочих, но вовсе не из соображений а-ля Бирский, а чтобы гастрит раньше времени не нажили. Командированные пролезают в те столовые всеми неправдами, уж на пижонов-то космонавтов внимания не обращая.
Выходные частенько отменяются, поэтому субботний вечер мало отличается от других. А через пару недель — партийно-комсомольское собрание, личное дело конструктора Сидорова: «Ездил по коридору гостиницы верхом на расчетчике Петрове, мешая спать постояльцам криками "Танки!"»… — В. Д.]
А. Н. Стругацкий ПЕРВЫЕ
Неге dead we lie
Because we didn't choose
To live and shame the land
From which we sprung.
Яркий белый свет падал из-под зеленого абажура и, отраженный лакированной поверхностью стола, тусклыми бликами ложился на кожаную обивку каюты, на металл и стекло приборов, на бледные лица сидевших. Их было четверо — командир, инженер, врач и радист. Пятый, механик, лежал в подвесной койке, уставившись в темный сводчатый потолок стеклянными глазами. Лицо его было искажено болезненной гримасой, как будто он напряженно прислушивается к негромкому разговору за столом и морщится оттого, что не может расслышать.
