Дом и после смерти хозяина оставался обителью людоеда, которому всю жизнь было страшно и который сделал страх всеобщим. Но точно так же он сделал всеобщими свое пуританство, макиавеллизм, вкусы. Его кунцевский кругозор сделался кругозором всей страны, колючей проволокой, опутавшей всех.
Сталин вполне мог проводить заседания Политбюро с их портретами вместо них. Портреты столь же активно выражали свое мнение, как и оригиналы. Но зачем ему было целыми днями глядеть на портреты тех, кого он глубоко презирал и использовал в качестве лакеев? Сегодня мне ясно: наследники сами распорядились повесить свои изображения в зале и сочинили легенду о том, что великий вождь сажал их под портреты. До них так делал Сталин: на фотографиях он оказывался задним числом приклеенным к Ленину. Так члены Политбюро становились обладателями скипетра генсека.
Они, несомненно, хотели власти и почестей, которые он могучей рукой загреб под себя. Именно поэтому первыми попали в музей лучшие писатели с секретарскими чинами (нас, студентов, пропустили за ними по высокому блату). Доверенным писателям предстояло продолжить традицию славословия, заменив имена.
Писатель, мною упомянутый в начале, например, ждал, пока пройдет период личной скромности нового лидера и, как только вызрела возможность, поправил поэму о мальчике, который нес теперь в Кремль подарок товарищу Хрущеву. Опубликовать поэму опять не удалось: Хрущева сменил следующий. Пришлось пережидать период "коллективного руководства". Талантливый этот писатель не унывал и переработал поэму еще раз. Мальчик шел в Кремль к товарищу Брежневу. Но опять поэме не повезло. Престарелые генсеки стали меняться с такой скоростью, что даже самый гениальный поэт не смог бы поспеть с переделкой. Я далек от придумок насчет коллеги. Если в стране возникнет подходящая ситуация, читатель убедится, что я не шутил.
Говорю это к тому, что местожительство лидеров остается по сей день тайной. Но теперь все знают, что в Кремле они не живут. Хотя некоторые и имеют там покои, как говаривал писатель Борис Балтер, на случай народных волнений. Думал я об этом, бродя в Вашингтоне с экскурсией по Белому дому, где оказаться проще, чем, скажем, в каком-нибудь элитарном ресторане. И все, что внутри Белого дома, многократно описано, сфотографировано, можете купить открытки.
Не знаю, сколько всего лиц и каких социальных категорий побывало в поместье в Кунцеве. Полагаю, немного. Слышал, что музей через несколько дней закрылся. Закрылся с той же секретностью, как был открыт. О нем, разумеется, не объявляли, и ХХ съезд тут ни при чем. Происходило это в дни смуты, когда окружение Сталина еще не знало, что делать: петь "Сулико" или затаптывать прах. Склонились к последнему. Впрочем, музей послужил бы любой из двух целей. И, пожалуй, второй еще лучше. Но об этом чуть позже.
