Семён Егорович взял сколоченный из свежих досок крест и легонько, словно боялся сделать Яше больно, вдавил заострённый конец в только что насыпанный бугор сырого песка. Было тихо. Всхлипывала тётя Ксюша. Гриша безостановочно мял пальцами шапку. Остальные стояли неподвижно и смотрели на могилу.
— Все там будем! — со вздохом пробормотал Бугасов и захромал к выходу из кладбища. За ним, крестясь и перешёптываясь, потянулись другие. Дороховы и Егоровы возвращались в санях. Федька с Карпухой сидели сзади. Гриша — между ними. Он всё смотрел и смотрел на удаляющееся кладбище. Смотрел и не мигал, как неживой. Карпуха заглянул ему в лицо и сказал жалостным голосом:
— Ну хва-атит!.. Не надо!.. Вот у нас — пожар был…
— Сравнил! — одёрнул брата Федька.
— Страшно! — еле шевеля губами, прошептал Гриша.
У дома он слез с саней, поднялся на крыльцо и вдруг вскрикнул и разрыдался так, что не мог нащупать ручку двери. Глотая слёзы, Федька с Карпухой видели, как тётя Ксюша обняла Гришу за плечи и ввела во флигель.
Дороховы подъехали к своему дому. Мать вздыхала, отец хмурился. Ребята чувствовали себя так, точно были в чём-то виноваты. Молча вошли и остановились удивлённые на пороге комнаты. За столом сидел матрос Зуйко.
— Простите, что без спроса, — сказал он, вставая и с опаской поглядывая на мать. — Не хотел другим глаза мозолить — вот и зашёл без разрешения. Извиняйте уж как-нибудь!
Мать только рукой махнула.
— Не чужие… Вроде уж познакомились!.. Как там этот ругательник продырявленный?
— Алтуфьев?.. Да бродит! Тебе кланяться велел.
— Ты на кладбище был? — спросил Федька и хитро прищурился, вспомнив мелькнувшую за крестом бескозырку.
Зуйко неодобрительно помотал головой.
— Глазастый — хорошо, а языкастый — плохо!
— А ты лучше прячься! — съязвил Федька.
— Вот это ты дельно сказал! — усмехнулся матрос и обратился к отцу и матери: — Помогите спрятаться!
— Не крути! — прикрикнула мать. — Говори прямо!
Матрос попросил разрешения поселиться на время у Дороховых.
Чтобы ничем не стеснять хозяев, он принёс с собой мешок продуктов и обещал днём не спускаться с чердака. Зуйко не скрывал, что всё это нужно для того, чтобы он мог понаблюдать кой за кем из соседей.
— За Бугасовым! — догадалась мать.
— Ясно дело! — улыбнулся матрос.
— А вот и врёшь! — не стерпел Карпуха. — Нам дядя Вася всё объяснил: Бугасов хоть и злой, а не гад! Не будешь ты за ним следить.
— А теперь про языки потолкуем! — прервал его Зуйко. — Если хоть одна душа узнает, что я живу у вас, всё будет напрасно! И мало, что напрасно! Худо будет.
