По всем правилам "утопический космист", "творянин", чего только не натворивший поэт, осуждавший технику и прогресс, Хлебников должен был быть отвергнут соцреализмом. А он, в отличие от многих, более конформных, не подвергался остракизму. Думается, причины этого две: он воспевает, хотя и хаотично, будущее всемирное братство (а мыслей по части такой мифологии всегда не хватало), и -- он быстро умер.
"Мы слишком мало думаем о Хлебникове как советском поэте, -- пишет Д.Мирский. -- Между тем Хлебников -- один из самых ярких примеров огромного, плодотворного действия Октября на творческое развитие большого поэта". К восторгам этого известного литературоведа приходится вообще относиться осторожно. Эмигрант, вступивший в Британскую коммунистическую партию, а затем возвращенец в СССР, сгинувший в лагерях, был в оценках противоречив. Но такой взгляд почти затвержен. Я бы отметил обратное: Октябрь потреблял поэта в качестве полуфабриката для своих целей.
Подверстывание Хлебникова под соцреализм происходило следующим образом. Часто цитировались, например, его стихи: "Язык любви над миром носится" и "Вам войны выплевали очи" и добавлялась от комментатора якобы хлебниковская мысль: "Любовь -- суть революции, война -- суть старого мира". Но и порядочные исследователи понимали: не было другого пути спасти наследие поэта от власти.
То, что он оказался не затоптанным, заслуга его более организованных знакомых: Маяковского, Асеева, Пастернака и преданных делу литературоведов, прежде всего Юрия Тынянова и Николая Степанова. Политически наивного Хлебникова можно сохранить только одним путем, представив его борцом за пролетарское дело. Так Степанов и писал: произведения "выражают непоколебимую веру Хлебникова в правоту революции". Как-то, давно еще, я спросил одного старого писателя-сидельца: "Зачем добровольно кричали "Слава Сталину!" даже в лагерях? Зека ответил: "Видите ли, тогда это было, как, проходя возле церкви, перекреститься".
"Хлебников без колебаний связал свою судьбу с революцией, она стала основной темой, главным содержанием его творчества", -- декларировал Степанов. Сегодня к такого рода пассажам становишься терпимее. Ведь с этим заведомо пошлым гарниром удавалось публиковать многие экзерсисы, хотя, конечно, далеко не все и не всегда. Например, Степанов пересказывает Хлебникова, у которого "вслед за войной идут ее спутники -- голод, разруха, сыпняк". Под соусом Первой мировой войны это проходит. Но у Хлебникова-то другая война, конечно же, гражданская. Кто ее развязал? Разве не ясно читателю, что голод, разруху, сыпняк породили большевики?
