— Я понимаю, что смерть Джоан потрясла тебя, но...
— Не смей упоминать ее имени! — вскричал Уилли. — Ты, сукин сын, мизинца ее не стоишь! Мне прекрасно известно, какого ты был о ней мнения. И вот еще что, Хармон... Если выяснится, что в ее смерти повинен ты или твой полоумный отпрыск, то однажды ночью я сам наведаюсь в «Черный Камень» и прикончу тебя или вас обоих. Джоан была совсем еще ребенком... Она... Она...
Перед мысленным взором Уилли возник облик Джоан, он услышал ее смех, ему даже почудился ее едва уловимый запах, а затем он, будто воочию, увидел ее бегущей рядом с собой, а еще чуть позже почувствовал, как она трется о него всем телом и как волнами ходят под ее кожей тугие сильные мышцы... По щекам Уилли покатились слезы, а грудь сдавило железным обручем. Джонатан говорил еще что-то, но Уилли, не слушая его, швырнул трубку и немедленно выдернул штекер из телефонной розетки. Заметив, что почти вся вода выкипела, он выключил чайник, достал ингалятор и сделал два блаженных вдоха. Мало-помалу дыхание его восстановилось, слезы высохли, но неизъяснимая боль осталась камнем лежать на душе.
Мысленно вернувшись к недавнему разговору и вспомнив, какие угрозы он только что прокричал в телефон, Уилли спустился на первый этаж и проверил засовы и замки на всех дверях и окнах.
Если бы Ранди действительно вознамерилась снять офис в самой неблагополучной части города, то подыскать для этого более подходящее место, чем Курьерская площадь, ей вряд ли бы удалось. Давным-давно эта площадь была центральной в городе, но крупные престижные магазины давно перекочевали в пригород, поближе к порту, а огромный старый кинотеатр «Замок», уже не в первый раз поменяв владельцев, раздробился на полутемные зальчики, где теперь круглосуточно крутили кино сомнительного содержания либо продавали журналы и книги для взрослых. Единственным островком относительного благополучия здесь оставался большой дом, где на этажах размещалась редакция, а в подвале — типография местной газеты «Курьер». Основатель «Курьера», старый Дуглас Хармон, всегда считал журналистику некоей разновидностью религии, и оттого, видимо, выстроенное на его деньги здание походило на собор. Правда, за пять десятилетий фасад из серого гранита покрылся толстой пленкой копоти, а грозные черты на мордах каменных волков, украшавших стены, основательно сгладились под влиянием кислотных дождей, но здание «Курьера» все же до сих пор напоминало о тех канувших в Лету временах, когда Курьерская площадь по праву считалась сердцем города, а газета — его душой.
