Ему стало страшно жалко Дженис.
— Даже училка знает.
— Да...
В школе было правило, куда важнее директорских: домашние дрязги не рассказывают. Если родители бедны, или злы, или необразованны, хуже того — если они не хотят купить телек, дети обязаны защищать их. Завтра вся школа будет измываться над папашей Эйвери. Да, у многих отцы — в психушке, а у кого — и в тюрьме. Но они своих покрывают, а Дженис — выдала.
— И знаешь, что ещё?
— Ну?
— Я ей рассказала, как все смеялись, что у нас нет телека. Кто-кто, а я понимаю, как это больно, когда тебя считают придурком.
— А она?
— Она мне поверила. Даже спросила совета.
— А ты?
— Я ей посоветовала притвориться, что Вильма и Бобби врут. Тогда все забудут через неделю, — Лесли взволнованно наклонилась вперёд. — Как ты думаешь, я правильно сказала?
— Откуда же мне знать! Ей стало легче?
— Кажется, да. Вроде бы куда легче.
— Значит, правильно.
Она откинулась на спинку сиденья, явно радуясь.
— Слушай, Джесс!
— Да?
— Спасибо тебе. Теперь у меня в школе полтора друга.
Значит, ей так нужны друзья? Ему стало неприятно. Когда она поймёт, что они того не стоят?
— У тебя их гораздо больше.
— Не-а. Ровно полтора. Драконья Морда не в счёт.
Чувства бурлили в нём, как рагу в казанке, — жалость к ней, такой одинокой, и радость, что он ей целый друг, как и она ему. Ничего не поделаешь, приятно.
Когда, ложась в постель, он тихо тушил свет, чтоб не разбудить сестриц, Мэй Белл, к его удивлению, пропищала:
— Джесс!
— Ты ещё не спишь?
— Джесс, я знаю, куда вы с Лесли ходите.
— В каком смысле?
— Я за вами следила.
Он перескочил к её кровати.
— Да как ты смеешь!
Он схватил её за плечи и тряхнул, чтобы она смотрела прямо на него. Она заморгала, как спугнутый цыплёнок.
— Слушай, ты! — яростно прошипел он. — Поймаю — прощайся с жизнью.
— Ладно, ладно, — она юркнула в постель. — Тоже нашёлся! Я маме скажу.
— Мэй Белл! Никакой ты маме не скажешь! Ясно?
Она засопела.
Он снова схватил её за плечи, в полном отчаянии.
— Я всерьёз! Ни-ко-му, ясно? — он отпустил её. — Значит, за мной не следишь, маме не стучишь, так?
— А почему?
— А потому, что я скажу Билли Эдвардсу, как ты прудишь в постель.
— Ой, нет!
Он заставил её поклясться на Библии, а потом долго не мог заснуть.
Как доверить самое важное какой-то наглой малявке? Ему казалось, что жизнь вроде одуванчика. Дунет откуда-то ветер — и всё, нету.
