Мужчины оттесняют меня, чтобы прийти на помощь пострадавшей – дрожащей и изуродованной женщине, которой могла бы стать я. Поток зевак относит меня к балюстраде. На первом этаже раздается трель свистков; звонок, вопросы, отрицательные ответы. Должно быть, грабитель уже растворился в толпе на площади.
Судорожно сжимая пакет с бельем, я пробираюсь сквозь толпу очевидцев, взахлеб пересказывающих друг другу случившееся, и спускаюсь по запасной лестнице. Бросаю в мусорную корзину продуктового отдела свое сегодняшнее приобретение – смехотворная попытка стереть из памяти воспоминание. Что же тяготит меня больше? Что я чудом избежала нападения или же что нахожусь в таком состоянии, что слышу голоса? Когда я выхожу на улицу, мной вдруг овладевает непреодолимое желание сесть в первый же самолет и улететь из этого города, где мне совершенно нечего делать. Все эти интриги, давление, реальные или надуманные опасности – лишь для того, чтобы попытаться опровергнуть чудо в стране беззакония, в которой вера является, быть может, последним оборонительным рубежом… Но осознание того, что дома мне тоже особенно нечего делать, раз я отменила все рабочие встречи, подрывает мое решение, пока я перебираюсь через дорогу.
Я захожу в уже замершую в атмосфере сиесты гостиницу, бросаюсь к телефонистке, отвечающей на вопросы теста из глянцевого журнала, прошу дать мне справочник Мехико на этот год. Пролистываю бесчисленное количество страниц от Л до Н, наконец нахожу телефон офтальмолога, который пять лет назад первым обследовал мальчика с выколотым рыболовным крючком глазом. Через несколько минут мне удается дозвониться, я представляюсь, объясняю причину своего приезда в Мексику и цель звонка. Мой коллега торопливо отвечает на ломаном английском, что ему нечего добавить к выводам, содержащимся в предоставленном мне отчете. В ответ на мою настойчивость он ограничивается подтверждением, что рваная рана в глазной орбите делала невозможной любое хирургическое вмешательство, в том числе и пересадку донорского глаза. Для личного сведения я интересуюсь, легко ли в Мексике получить донорский орган. Он отвечает продолжительным молчанием. Я повторяю вопрос. Тогда он нехотя цедит, что в Мексике существует соответствующий рынок.
– Рынок?
– Черный рынок, на случай чрезвычайной необходимости. Если вам требуется глаз, вы его получаете. Только вот какой ценой…
– То есть?
– Подпольный банк донорских органов делает заказ поставщикам, и те похищают ребенка в нищих кварталах.
