— Наконец-то! Наконец ты произнесла слово, которое я уже отчаялся услышать.
— Отрицание? Грех?
— Мы.
— Не понимаю, что…
— Бунтарь-одиночка из Крейг-холла внезапно вливается в коллектив? Осознает себя членом команды? И это наша-то отшельница!
— Как ты не поймешь. Сопротивление безлично. Есть движение, но нет подвижников, есть игра, но нет игроков. У меня нет товарищей, у меня нет даже собственной личности — ее никогда не было, но это к делу не относится. Я всего лишь мельчайший мускул в огромном организме.
— Ха! Да ты самая необычная, неповторимая, единственная…
— Как и все, ты говоришь только о моей коже. И смеешься над ней.
— Что ты, я ее обожаю!
Они расстались, не сказав больше ни слова, и оставшийся вечер Фьеро провел, просаживая деньги в игорном доме.
Не следующую встречу Фьеро принес три зеленые и три золотистые свечи, чтобы украсить комнату перед Лурлиниадой.
— Я не отмечаю религиозные праздники, — заявила Эльфаба, но, сменив гнев на милость, добавила: — Хотя вообще-то красиво.
— Души у тебя нет, — пошутил Фьеро.
— Я не думала, что это так заметно, — серьезно ответила она.
— Ты и правда не веришь в душу?
— Нет, конечно! Какие у меня доказательства ее существования?
— Если в тебе нет души, то откуда у тебя сознание? — не удержался Фьеро, хоть и обещал себе впредь избегать острых тем.
— Как птица выкармливает своих птенцов, не зная ни прошлого, ни будущего? Сознание, дорогой мой, — это всего лишь знание, растянутое во времени. Я зову это инстинктом. Птицы кормят птенцов, не спрашивая себя, зачем они это делают, и не рыдая о том, что их детки — хны-хны — когда-нибудь умрут. Я работаю, руководствуясь звериным стремлением к сытости, безопасности и справедливости. Я как волк: бегу вместе со стаей, потому что так надо. Я незаметна и незначительна, как один из бесчисленных листьев на дереве.
— Учитывая, что твоя работа — терроризм, это самое страшное обоснование террора, которое я когда-нибудь слышал. Ты полностью снимаешь с себя ответственность. Чем ты лучше тех, кто безропотно склоняется перед неизвестной волей какого-то бога, которому не смогли даже подобрать подходящего имени? Если ты отрицаешь идею личности, то автоматически отрицаешь и индивидуальную ответственность.
— И что, по-твоему, хуже? Отрицать идею личности или с помощью тюрем, голода и пыток низводить саму личность? Разве ты побежишь спасать портрет в музее, когда вокруг тебя все горит и гибнут живые люди? Взгляни на мир шире наконец!
