Часть третья
ИЗУМРУДНЫЙ ГОРОД
Душным летним вечером, почти через три года после окончания университета, Фьеро, убивавший время перед встречей в опере, зашел в церквушку на площади Святой Глинды. Не то чтобы Фьеро увлекался унионизмом — просто за свои студенческие годы он научился ценить фрески, которыми были расписаны старые храмы. Здесь он надеялся найти изображение святой Глинды. Он не видел Глинду с самого ее выпуска — а выпустилась она на год раньше него — и решил, что вряд ли будет большим кощунством поставить свечку перед портретом святой, а самому повспоминать о ее земной тезке.
Служба как раз заканчивалась, и из церкви медленно заструилась вереница восприимчивых мальчиков и их старых бабушек в черных платках. Фьеро подождал, пока арфистка завершила мелодию, и обратился к ней:
— Простите за беспокойство. Я здесь проездом. (Ну да — чем же еще объяснить бронзовую кожу?) Думал, сам найду план, церкви, но что-то его нигде не видно. Вы не подскажете, есть ли у вас фреска святой Глинды?
— Если ее не заклеили портретами великого Гудвина, то считайте, что вам повезло, — мрачно отозвалась арфистка. — Я и сама не здешняя; так, захожу сюда иногда, но если не ошибаюсь, вон в том конце когда-то был придел святой Глинды. Попробуйте поискать там.
Фьеро нашел его — крохотный, темный, едва освещенный полоской солнечного света из узенького окошка и тусклым светильником, коптящим перед слегка перекошенным ликом святой. Фреска, увы, оказалась не древней, хотя и была уже основательно подпорчена водой. Он напряг память, но не смог вспомнить ни приписываемых святой чудес, ни какую мученическую смерть она приняла ради очищения собственной души и вдохновения своих почитателей.
Здесь сидела только одна богомолка, и Фьеро хотел было идти дальше, когда вдруг узнал знакомые черты.
— Эльфаба! — воскликнул он.
Она медленно повернула голову, из-за чего платок с собранных на затылке волос упал на плечи, и моргнула. Может, когда он прервал ее молитву (странно, Фьеро не помнил, чтобы Эльфаба была верующей), девушка не узнала его?
