Если бы меня не знали в его конторе, я могла бы устроиться там секретаршей. И речи нет о том, чтобы выудить что-либо у сотрудников. Начни я копать, сейчас же будет доложено Дику...
Моя квартира выглядела ужасающе, беспросветно, невыносимо. Это был не просто разгром. Без мистера Контрераса дом вообще казался безжизненным. Я постояла у окна. Юные корейцы играли в мяч, лихо гоняя его прямо по помидорным кустикам, благо хозяина не было. Я взяла доски, вырубленные из моей двери, и отнесла их в садик. Под немигающим взглядом мальчишек соорудила импровизированный заборчик вокруг кустиков.
– Больше здесь не играйте, ребята. Поняли?
Те молча кивнули. Я поднялась к себе, чувствуя себя значительно лучше, все-таки что-то сделала, хоть какой-то внесла порядок. И снова погрузилась в размышления...
Мистер Контрерас пришел в сознание к вечеру в воскресенье. Поскольку его оставили в реанимационном отделении еще на сутки, я не смогла с ним повидаться. Мне сказали, что он почти ничего не помнит из того, что произошло. Ему вспомнился лишь привычный вечерний уклад: как он готовил ужин, читал газету – результаты гонок, – но хоть его застрели, в памяти – никаких подробностей о происшедшем на лестнице. Не помнил даже, как бежал по ступенькам к моей квартире.
Ни Лотти, ни психоневролог, осмотревший Контрераса, не дали полиции обнадеживающие сведения: не осталось надежды на то, что он вообще когда-нибудь опознает налетчиков. Такое случается, когда резко травмирующий сознание эпизод блокирует кусочек памяти, – временная амнезия. Детектив Роулингс, на которого я наткнулась в клинике, был обескуражен. А я благодарила небо за то, что Контрерас остался жив.
В понедельник утром мой клиент с картонной фабрики решил наконец согласиться с предъявленным мною тарифом. Кто-то из рабочих въехал бульдозером прямо в стену одного из цехов и сокрушил ее, причинив ущерб на сумму в пять «штук». Создалось впечатление, что водитель был полностью невменяем из-за употребления крэка – сырого кокаина. Хозяину фабрики пришлось не по вкусу то; что я приступлю к работе не раньше, чем через неделю, но он согласился на приглашение братьев Стритер. Уже на следующий день двое из них были готовы приступить к работе.
Обеспечив себе таким образом постоянного клиента, я смогла наконец полностью посвятить себя решению собственных проблем. Подозрения по отношению к Питеру смущали меня, а вспомнив о последнем телефонном разговоре, я чуть было не всплакнула. Но вопросы оставались. Я должна была доказать самой себе, что Питер не имел отношения к исчезновению документов Дитера из моей квартиры.
